Екатерина Гардова - Призрак в подарок

— Ладно, Жанна, тебе решать, — зевнула и постаралась выпроводить словоохотливую женщину.

Та быстро пожелала спокойной ночи, и унеслась, пообещав с утра приступить к обсуждению предстоящего бала. Я же только рукой махнула, думая, что пока Эд не объявится, ни о каком бале речи быть не может.

А утро было великолепным, ароматным и упоительным, ибо меня искупали, накормили и одели как принцессу, и все было здорово, пока на весь дворец, который иногда и не дворец, а замок, разнесся яростный, бешеный рык: «Где она?!!».

И мне как-то враз поплохело, особенно, когда из покоев мужа я расслышала, как что-то рушится, падает, грохочет где-то на уровне нижних этажей. И сразу вспомнилось, что я вроде как в глазах кричащего князя почти изменница, или нет?

Приближение грохота, испуганные возгласы челяди, звуки распахивающихся или слетающих с петель дверей мог бы напугать, если честно, но уверенность в том, что я вообще-то никому не изменяла, и даже мысли об этом не было, позволило сцепить зубы покрепче, принять соблазнительную позу на диване и даже сделать вид, что я читаю какой-то местный журнал.

И я даже не в курсе, что Тигра мертва, и что все три демиурга мужского пола ко мне теперь неровно дышат, у меня один единственный теперь свет в оконце… стоп! Я ж ни разу ему не говорила, что люблю его, потому наверное он и сомневается в моих чувствах. И в тот момент, когда я уже была готова подорваться и бежать Эду навстречу, внутренний голос велел сидеть на месте и дергаться, потому как…

Дверь упала почти к моим ногам и в проеме появился взбешенный князь. Вперив в меня гневный взор, сложил руки на груди, явно сдерживаясь, ликом потемнел и злым, дрожащим голосом:

— И как я должен это понимать?!

Медленно положила журнал на диван, плавно поднялась, чуть прогнув спину, и с покачивающимися бедрами соблазнительно (ну это мне так кажется), прошла к своему огнедышащему дракону.

— Что именно, дорогой? — ласково проворковала и подошла совсем близко, так что наши бедра соприкоснулись и ладошки удобно уместились на его груди.

Ощутив руками, как быстро бьется его сердце, поднялась на цыпочки и подняла руки повыше, обхватывая напряженную мужскую шею.

— Наклонись, — тихо попросила, облизнув губы.

— З-зачем? — перестал сверкать молниями и уголки его губ дрогнули в сдерживаемой улыбке.

— За надом. Узнаешь.

Эд не устоял, и повиновался. Склонив ко мне голову, заблестел глазами в предвкушении, а я подарила ему самый нежный, самый любящий… щелчок по носу.

— Где ты шлялся, дорогой, столько времени?! — рявкнула прямо ему в губы, и отступила на шаг.

— Что?! — опешил он, и вдруг зарычал, схватил меня за талию и дернул на себя, быстро переместив одну руку на затылок, сжав посильнее за волосы всей пятерней.

— Это я где шлялся?! — глубокое возмущение вибрировало в его грудной клетке, вырываясь хриплым голосом. — Какого черта! Карина!

И впился в мои губы страстным, обжигающим, и таким упоительно-долгожданным поцелуем, что даже ноги подкосились и я повисла в его руках, почти задыхаясь. Горячие губы прочертили дорожку вдоль линии подбородка, пощекотали за ушком, заставляя уже и низ живота налиться жаром, затем прошлись по шейке, а глухой, рокочущий голос мужа возмущенно рычал:

— Я тебе покажу, как с другими мужиками целоваться… — затем треск ткани на груди, и мое «ох», — запру в замке… в самой высокой башне… для личного пользования… — платье опадает на бедра, грудь удостаивается пристального мужского внимания, а муж все рычит, — и даже женщин к тебе не допущу.

— А женщин почему…? — мне не дали договорить, заставив плавиться от желания, как вдруг сильные руки подхватил и понесли меня.

— Потому… ты даже женщин способна с пути истинного сбить.

И какая же я молодец, что кольцо не стала вешать на шейку, а спрятала в спальне, а то пришлось бы еще отчитываться из-за него.

— Эд, а куда ты меня несешь? — спросила я, счастливо улыбаясь.

— Наказывать! — рявкнул муж и страстно сверкнул очами. Или это не страсть, а гнев… хотя нет, точно страсть, вон как его от вида моей обнаженной груди затрясло.

— А мне понравится?

— Что? — переспросил и остановился возле кровати.

— Ну ты постарайся, ладно, чтоб понравилось… мы же все-таки чуточку беременны, — поболтала ножками, испытывая неземное, упоительное счастье, что он рядом, живой и невредимый, мой… только мой.

Меня бережно уложили… на живот, забросили юбку на спину.

— Я не поняла… ты что делаешь, а? — обернулась, сложив подбородок на ладонях.

— Сказал же. Наказывать буду.

— Ремнем?! — подняла брови от возмущения.

А муж завис. И было от чего. Я же надела пояс кружевной, черненький, весь такой соблазнительный, чулочки… тоже черненькие и все… нижнего белья не было. Подтянула к себе колени, и встала так, чтоб ему удобнее было «наказывать», и спинку выгнула, а сама томно, с придыханием, стараясь не замечать как меняется его взгляд, как втягивает в себя воздух со свистом, и как он уже начинает срывать с себя одежду, наконец произнесла охрипшим голосом:

— Мы так соскучились.

— Кто это мы? — явно на автомате переспросил Эд, проведя дрожащей рукой по моей округлой… в общем по округлой пяткой точке.

Я повернулась, спрятав от его взора то, что заставляло его тупить, оправила юбки, подняла лиф, прикрывая грудь, и надула губы.

— Знаешь, вот смотрю на тебя, Эд, не могу понять, за что я тебя люблю? Мы, это я, дети… твои между прочим, и та часть меня, которая плавится от одной мысли о тебе и твоем мужском досто… в общем о тебе, а ты смеешь заявлять, что я с кем-то по собственной воле целуюсь, еще и женщин каких-то приписываешь?

Было заметно, как трудно ему было взять себя в руки, и то, что он стоял передо мною в одних только плавках, явно было понятно, не разговаривать князь сейчас желает, но тем не менее, подошел ко мне, сел рядом и обнял, положив голову мне на плечо.

— Правда любишь? — и взгляд такой был при этом… любящий, радостный.

— Правда, дурачок.

— Кто дурачок?! — возмутился, целуя мои щеки.

— Никто.

— Так где же ты была, дорогая жена? — повалили меня на спину, нависнув, обхватил мою голову руками, упираясь локтями в перину по обе стороны от меня, и перенес тяжесть тела на один бок.

— Долгая история.

— А я никуда не тороплюсь.

Что ж… думаю, рассказать и правда нужно. К тому же лежим так удобно. И муж никуда не торопится.

— Я расскажу, позже. А сейчас требую исполнения супружеского долга и доказательства, что ты меня тоже любишь.