Все проклятые королевы - Паула Гальего

Ева. Она даже не пошевелилась, сидя в своём кресле, скрестив руки и закинув одну ногу на другую в расслабленной позе.

Дерик бросает на неё презрительный взгляд, но игнорирует. Он склоняется к уху пленного.

— Если ты не заговоришь сейчас, — шепчет он, вытаскивая меч, — то в моей палатке ты не сможешь замолчать.

Я поднимаюсь на ноги.

— Довольно! — громко вмешивается Нирида, опережая меня.

Я остаюсь на месте, позволяя ей разбираться.

— Пленные заслуживают уважения. В том числе и твоего, Дерик. Стража, уведите его. Пусть окажут медицинскую помощь как можно скорее.

Охранники делают шаг вперёд, но Дерик не отходит от пленного. Он медленно поднимает руку с клинком, и они не решаются продолжить движение.

— Их мучают, морят голодом и жаждой, заставляют отречься от своих богов и принести клятву их ложному богу перед тем, как сжечь заживо на костре, — яростно выплёвывает он. — А мы их лечим.

— Да, лечим, — спокойно подтверждает Нирида. — Потому что мы лучше. Стража.

Им даже не приходится действовать. Асгер сам подходит к своему капитану, накрывает ладонями его руки, вынуждая ослабить хватку на пленном.

— Хватит, Дерик.

Тот усмехается. Их взгляды встречаются в опасной близости друг от друга.

— Ты ещё пожалеешь об этом, — зло шипит он.

Дерик сжимает челюсти, хватает пленника и передаёт его стражникам, чтобы те как можно скорее увели его.

— Солдаты не несут ответственности за политические решения своих монархов, — говорит Нирида, глядя на всех и ни на кого конкретно.

Я бы оскорбил Дерика. Но, думаю, это тоже приемлемо.

— То, как мы обращаемся с нашими военнопленными, говорит больше о Лобах, чем о Леонах. Давайте чтить нашу честь и не совершать ошибок, которые потом нельзя будет исправить, — продолжает она. — Истребление мирного населения Эрэи — не выход. Продолжим слушать другие предложения.

— И это всё? — внезапно раздаётся голос, который я знаю слишком хорошо.

Одетт поднялась на ноги.

В её наряде нет ничего, что напоминало бы о войне или о битве: чёрный корсет плотно облегает грудь, квадратный вырез подчёркивает белую рубашку, расшитую тонкими серебристыми узорами из цветов и лоз. Юбка, мягкого лавандового оттенка, облегает её тонкую талию. По всей её длине тянутся изящные цветочные орнаменты.

Но, думаю, никому из присутствующих не нужно видеть её в боевых доспехах, чтобы знать, на что она способна.

— Он похитил, унизил и пытал парня просто ради собственного удовольствия, — добавляет Ева, указывая на Дерика, который стоит выше них на ступенях.

— О, дорогая, уверяю тебя, их было гораздо больше.

Одетт сжимает кулаки от этой провокации. Ева шипит что-то, чего я не могу расслышать, а Дерик усмехается в ответ.

— Он будет осуждён и наказан за это, — отвечает Нирида, мягко, но твёрдо.

Она не может сделать большего. Не сейчас, если не хочет устроить скандал. Но Одетт права. Нам нужны его люди в бою, и, возможно, это заставило нас закрывать глаза на то, что нельзя прощать…

Я почти читаю эти же мысли на лице Нириды, в этом напряжённом выражении, в хмурых бровях, в пальцах, сжимающих рукоять её меча, в этой слишком знакомой стойке.

Не знаю, говорили ли они об этом, таит ли Нирида ещё обиду за то, что Одетт не поддержала их с самого начала, или же сумела её понять. Когда она увела её, чтобы снова вернуть ей облик Одетт, и спросила, всё, что она мне ответила, было:

Она хочет помочь, и я ей верю.

Больше мы об этом не говорили.

Надеюсь, это не станет ещё одним камнем на их и без того тяжёлой ноше.

Одетт, не в силах сказать больше, в итоге снова садится. Встреча продолжается без дальнейших инцидентов. Обсуждаются стратегии атаки, планируется продолжение осады, обмениваются знаниями о границах. Когда луна уже высоко в небе, а запах горящего дерева пропитывает воздух, Нирида завершает собрание.

Некоторые капитаны спускаются к последнему ряду ступеней, который шире и позволяет перемещаться. Вижу, как Нисте подходит к Камиль и что-то ей тихо говорит, а та отвечает сдержанной улыбкой, будто бы это был комплимент или благодарность.

Несколько солдат, теперь, когда периметр свободен, подходят к своим командирам, отдают почести погибшим. Вдоль тропы, освещённой факелами, складывают камни, один на другой, образуя хрупкие башни, а на них — новые монеты.

Дары для Эрио, помощь тем, кому предстоит платить за дорогу в иной мир.

Свет Иларги отражается в воде пруда и в ручье, который убегает дальше, сливаясь с лесной тьмой, создавая причудливые контрасты с шафрановыми бликами огня.

— Они правы, — говорю я Нириде, которая впервые за всю встречу присела. — Надо остановить Дерика.

— Я знаю, — отвечает она и тяжело вздыхает. — Хотела подождать до освобождения Эрэи, но придётся действовать раньше. Сегодня ночью я поставлю охрану у его шатра, а завтра созову военный совет.

— Думаю, ты поступаешь правильно, — даю ей понять.

Нирида кивает, но отвлекается, когда к ней подходит королева-ведьма.

В дальнем углу Одетт смотрит на воду пруда. Рядом с ней Ева что-то шепчет ей на ухо, пока та не поднимает взгляд… и не встречается со мной.

Зелёные глаза, потемневшие в этом свете, наполненные болью, разбиты, но всё же — полны надежды.

Я спускаюсь с каменных ступеней и направляюсь к ней. Нам ещё многое нужно сказать друг другу.

Одетт удерживает мой взгляд. Шаг за шагом продолжает смотреть, пока что-то не отвлекает её.

Вижу фигуру, спускающуюся вниз, гораздо ближе. Кто-то останавливается перед ней, встаёт между нами.

Дерик.

— В моей палатке появилось свободное место, если кому-то интересно, — говорит он Одетт и Еве.

— Ты — отброс, — бросает последняя, даже не удосужившись подняться.

— Точно такой же, как вы и вся ваша гнилая кровь, — отвечает он. Я ускоряю шаг, чтобы быстрее преодолеть расстояние, но Дерик поднимается на ступень выше, обходит Одетт и приближается к Еве. Видимо, потому, что это она ему ответила.

— Можете протестовать сколько угодно, ведьмочки. Но эти мальчики продолжат проходить через мой шатёр, и им ещё повезёт, если…

Он не успевает договорить.

В одно мгновение он ещё стоит здесь — и вдруг исчезает. Всё вокруг окрашивается в алый.

Я застываю на месте, пытаясь осознать, что только что произошло.

Раздаётся крик, приглушённый, словно через вату. Инстинктивно поднимаю руки, стираю что-то с глаз. Мир становится яснее, но воздух по-прежнему пропитан густой, зловещей краснотой. Густая кровавая завеса оседает на капитанах, на камне, на цветах и на воде в пруду, которая темнеет с каждой секундой…

За первым криком следует ещё один. Потом ещё.

И тогда я вижу Одетт. Она стоит