Нэнси Хольдер - Отчаяние

Тело пленника задрожало от прилива магической энергии. Обожженная плоть начала срастаться, спекшиеся вены раскрылись, с легких и сердца исчезли рубцы, дыхание стало свободнее. Вместе с воздухом Жеро втягивал мерцающий свет, который протекал по нему от макушки до пят и выходил наружу с каждым выдохом. Словно от наркоза закружилась голова, боль исчезла почти полностью.

«Почти, но не совсем».

Он увидел, что сидит в кресле-каталке над морем на вершине скалы, а вокруг, завиваясь в воронки, волнами плещет магическая энергия и зелеными искрами танцует на коже. На отвратительной черной иссохшей коже.

Жеро с ужасом разглядывал свои руки, безвольно лежавшие на коленях: из горелых обрубков сквозь обугленную плоть наружу торчали кости. Ведьма, которую сожгли на костре, выглядела бы лучше.

«Я — чудовище, совсем как сэр Уильям. Возможно, такие же шрамы от Черного огня когда-то давно оставил на нем мой отец».

Он заплакал от горя, ярости и страшного унижения.

«Нельзя, чтобы Холли увидела меня таким. Ей будет гадко до тошноты. Я этого не вынесу».

— Теперь ты начинаешь понимать, на что способны Каоры, — произнес в голове Жеро голос Жана де Деверо. — Eh, bien[5], со мной было то же самое после предательства жены. Вот почему я и люблю, и ненавижу ее. Вот почему тебе придется убить главную ведьму, Холли Катерс. Изабо способна овладеть ею, а она уже предала нас с тобой. Умереть должны обе — одна внутри другой.

— Нет, — прохрипел Жеро. Он забыл, когда в последний раз произносил что-то вслух. — Холли не предавала меня.

— Еще как предавала. La femme[6] Холли знала, что вместе Деверо и Каоры — pardon, on dit[7] Катерсы — неуязвимы для Черного огня, который твоя семья вызвала на прошлый Белтайн. Касаясь друг друга, вы при желании могли бы хоть месяц спокойно простоять в пламени. Но она оставила тебя гореть, разве нет? Оставила, mon ami[8], как и меня Изабо, хотя прекрасно понимала, на какие страдания обрекает.

— Ее вытащили сестры! Это они так решили!

— Твои слова — жалкий и никчемный самообман. Холли — самая могущественная ведьма в роду Каор со времен Катрины, матери Изабо. Захотела бы она спасти тебя — спасла бы.

— Нет, — прошептал Жеро, но крыть было нечем. Вспыльчивый и отчаянный, как настоящий Деверо, он в глубине души согласился с Жаном.

Затем возникло видение: рядом с ним на берегу моря в Сиэтле стоит Холли, вода хватает их за лодыжки, потом за икры и колени. Жеро обнимает девушку, она отвечает поцелуем, прижимаясь всем телом — страстная, жаждущая. Холодные волны одна за другой рассыпаются вокруг, бьют и тянут все сильнее. Юная ведьма крепко держит его, не отнимая губ. Потом оба падают в море: то взмывают на бурунах, то летят в пропасти между валами. Жеро хочет поднять голову, но Холли не отпускает и тянет вниз, в глубину. Сквозь поцелуй невозможно дышать. Он хочет вырваться, но это бесполезно. Девушка топит его.

— Она принесет тебе смерть, если ты не убьешь ее первым, — прошептал Жан. — Изабо не успокоится, пока я жив, а будет нужно, так погубит и тебя.

Вновь заговорил Джеймс, словно находился сразу и в видении, и рядом с Жеро.

— Помни, кто тебе друг, Деверо.

— И кто недруг, — подхватил Жан. — Кровная вражда между колдунами и ведьмами не угасает веками. Возможно, мадемуазель Холли хотела бы тебя любить, возможно, даже убедила себя в том, что действительно любит. Но она — живое воплощение всех Каоров, а потому — твой смертельный враг.

ХОЛЛИ И АМАНДА

Сиэтл, октябрь

Накануне Самайна ночь стояла — хоть глаз выколи. Бушевала гроза. Дядя Ричард был мертвецки пьян.

Таким его и увидели вернувшиеся с собрания Круга Холли с Амандой, едва зашли в дом и сняли плащи-невидимки. Он сидел без света, машинально отправляя в рот шоколадки — одну за другой, прямо из мешка, приготовленного к Хеллоуину для ряженых, — и, не таясь, отхлебывал виски из бутылки. После смерти Мари Клер Ричард сперва налегал на легкие коктейли, те постепенно крепчали, вскоре на смену им пришли стопки; а уж как открылась правда о романе тети с Майклом Деверо…

Произошло это самым банальным и вместе с тем самым ужасным образом: бедняга нашел дневник жены, прочел его от корки до корки и узнал все подробности ночных встреч.

— Папа? — негромко позвала Аманда, опустившись на колени у кресла, в котором сидел отец.

Он вздохнул и посмотрел на нее мутными, покрасневшими от слез глазами. Судя по виду и запаху, бритье и душ были заброшены им не меньше недели назад.

Уговорить Ричарда переехать в другое место сестрам не удалось. Видимо, он решил доживать век в собственном доме: позабыл о своем бизнесе, отчего тот зачах, и неделями напролет сидел в четырех стенах. Размещать магические преграды в его присутствии стало гораздо сложнее, но ковен справлялся, и потому дядя пребывал в относительной безопасности. Хотя стоило бы сказать: рисковал не более, но и не менее остальных.

— Дядя?.. — Холли сотворила рукой знак благословения.

Ричард, судя по всему, не заметил тайного движения, а оно, в свою очередь, не принесло ему облегчения.

— Я сварю тебе кофе, — бросила Аманда и выбежала на кухню.

Холли решила немного побыть с дядей, присела рядом и взяла несчастного за руку.

— Дядя Ричард…

Он повернул к ней голову. В тусклом лунном свете девушка увидела, как глаза Ричарда закатились, испуганно отпрянула, но не успела: ее ладонь чуть не хрустнула от мертвой хватки. Пьяный открыл рот и произнес искаженным, словно доносившимся издалека, голосом Майкла Деверо:

— До скорой смерти, Холли Катерc. До скорой и страшной смерти.

НИКОЛЬ

Испания, октябрь

Пока группа осторожно пробиралась по мадридским улицам, Филипп не отходил от Николь — было заметно, что он совсем не прочь находиться рядом, но, возможно, делал это больше из желания уберечь ее. Девушка испытывала благодарность за то, что этот юноша — надежный как скала — все время был поблизости. Она уже давноне чувствовала себя в безопасности. В отличие от Хосе Луиса, в жилах которого текла горячая цыганская кровь, Филипп не обладал сногсшибательной красотой. Человек не более чем симпатичный, в этом смысле он походил на Аманду. В ковенах внешность играла важную роль, и поэтому все страсти доставались другим: рядом с Амандой восхищенные взгляды собирала Николь, рядом с Филиппом — Хосе Луис.

Впрочем, отличался от остальных он уже тем, что родом был не из Испании, а из Франции, из городка Ажан.

— Хосе Луис, — сказал он своему командиру, — надо уходить с улиц. Сегодня вечером здесь небезопасно даже для нас.