Мария Ермакова - Пёс

Он пригладил рукой ежик своих волос.

— Это для вас, принцесса! — просто сказал он. — Я буду помнить вас, и любить всем сердцем! Я не нарушу ваших планов и больше никогда не заставлю страдать. Ваш брат скоро догонит вас, помощь поспеет. Передайте ему, что я остаюсь его верным псом. Человеком быть слишком больно, и мы оба знаем это! Я возвращаюсь к себе, прощайте!

Резко развернувшись, он пошел прочь. Вскочив в седло, направил коня к лесу. К грохоту водопада.

Птица отчаяния больно стегала принцессу по глазам черными крыльями.

"Я буду любить вас всем сердцем… Я возвращаюсь… Возвращаюсь к себе…".

Она услышала далекие крики и топот копыт и бросилась отстегивать одну из лошадей. Спасение было так близко! Но было ли оно истинным? Или истинным было то, что она отвергла в глубокой гордыне своего страдания?

Беренику била крупная дрожь, когда она, встав на колесо перевернутой кареты, забиралась на коня и посылала его в галоп. Пришедший в себя кучер с изумлением проводил глазами золотоволосую фигурку на белой лошади и неожиданно обнаружил себя окруженным королевскими гвардейцами на храпящих конях. Гнев на лице короля сменился испугом при взгляде на перевернутую карету.

— Где сестра? — сдерживая гарцующего гнедого, крикнул он.

Кучер ошарашено кивнул в сторону леса. Гнедой, тонко заржав, пустился в галоп, взметнув тучу снега. Отряд, растянувшись цепью, последовал за ним.

***

Лошадь Береники испугалась неожиданно усилившегося грохота воды, стоило ей выехать на открытое пространство, и принцесса оказалась в снегу. Выругавшись сквозь зубы, она поднялась на ноги, и вдруг увидела вороного — тот мирно стоял у дерева, а фигура в черном застыла над обрывом, то ли грозя небу, то ли моля его о чем-то. Она трижды звала Барклая, но с пересохших губ слетал лишь шепот — ничто в фатальном шуме воды. И тогда она побежала к нему. Она бежала, как никогда и ни к кому в жизни. Этот бег изломанной фигурки по смертельно белому снегу долго после виделся в кошмарных снах королю, который заметил сестру, едва гнедой вынес его на поляну.

Из-за серых облаков вышло солнце.

И время остановилось.

Береника, задыхаясь, упала в снег.

Королевский конь шарахнулся в сторону и застыл. Ничто не могло сдвинуть его с места — ни окрик, ни шпоры.

Барклай, раскинув руки крестом, шагнул в пропасть…

Когда принцесса добежала до обрыва, он уже исчез в облаке брызг. Остановившимся взглядом она смотрела вслед и наматывала на палец ставший коротким локон. Потом оглянулась и, увидев брата в сотне шагов от себя, ослепительно улыбнулась и, прощаясь, подняла руку.

Грохот водопада перекрыл его вопль. Подоспевшие гвардейцы дружно скрутили короля, чтобы помешать ему броситься вслед за ней. Напрасно он проклинал их.

— Мы не пустим вас, Ваше Величество! — сказал капитан — старый вояка, в глазах которого сейчас стояли слезы. — Королева и принц ждут вашего возвращения.

Тем временем огненная искра сверкнула в струях воды и пропала — свинцовые волны жадно сомкнулись над ней.

А внизу холодное течение вышвырнуло Барклая на берег ничуть не изменившимся. Озеро не принимало его. Вслед волны вкрадчиво выплеснули маленький коричневый камзол, годный разве что ребенку. Барклай уже видел его сегодня и знал, кому он принадлежит. Оцепенев, он смотрел в воду. Где-то в ней скрылся свет, осиявший его странную жизнь нежными лучами.

— Я не буду жить без нее! — закричал он в низко нависающее ждущее небо. — Мне не удалось стать псом, но и человеком я тоже не останусь!

С этими словами он достал из-за голенища сапога широкий охотничий нож.

И ответом ожило небо над его головой и оживило время. Солнце расплавило облака. Они излились в утро, как в чашу, полную слез.

Глаза его встретились с глазами золотого оленя, появившегося далеко вверху, на обрыве. Зверь смотрел с бесконечной мудростью, которая заставила Барклая выронить нож и упасть на колени.

И небо схлестнулось с золотом оленьих рогов.

Капли, полные серебряного звона просыпались на серую гладь озера.

Цветком со дна поднялось, и окуталось светом женское тело, и жизнь вернулась в него, и никто более не назвал бы принцессу уродливой, ибо она воскресла совершенной, как божественная мудрость.

Вкрадчиво, как и прежде, полная искр волна поднесла принцессу к берегу, и Барклай подхватил ее на руки. В ней более не было изъянов, да он никогда и не видел их.

Он поднял благодарный взгляд, чтобы еще раз взглянуть на чудо, о котором сердце шепнуло, что, исполнив предначертанное, оно уходит навсегда. Но обрыв был пуст. Лишь ошибка была исправлена.