Гори, гори ясно! - Ольга Петрова

как бегала много лет назад: за околицу, мимо копани, заросшей зеленым ковром ряски, и вверх по зеленому склону горушки. Добежала до песчаного обрыва, который когда-то казался мне высоким, и встала на краю. Закрыла глаза, и мне послышались перекликающиеся голоса, детский смех, лай собак и мычание коров. Открыла глаза и увидела поле, волнующееся морем трав и цветов, колодезный сруб в зарослях кустов, реку вдалеке, сине-зеленую полосу леса на горизонте — все это осталось неизменным. Реальность наложилась на образ из памяти, все линии идеально сошлись, и на душе стало так тепло и светло, словно я на самом деле вернулась в детство, где дни были долгими, небо — ясным, а любовь близких хранила меня, подобно крепостным стенам, неприступным для бед и невзгод. Нахлынула такая волна ощущений, что я пошатнулась и села на траву.

— Катя, тебе плохо? — послышался сзади встревоженный голос Макса.

— Нет, мне хорошо, — я помотала головой, украдкой стряхивая навернувшиеся слезы. — Просто воспоминания накатили.

Подоспел Шарик, возмущенно гавкнул на меня — зачем бросила? Макс встал рядом со мной и с удовольствием потянулся.

— Красота-то какая!

— Хотелось бы напомнить, что мы сюда приехали не пейзажами любоваться, — Костя был в своем амплуа — ироничен и практичен. — И так целый день потеряли, так что давайте сразу за дело. Катя, показывай, где эти ваши Могилы?

— Собственно, мы на них сидим, — улыбнулась я. — Раскоп должен быть где-то с краю, где бабушкин участок примыкает к горушке. Пойдем, покажу.

Шарик, который нарезал вокруг нас круги в восторге от свободы и широты пространства, рванул галопом по склону, как рыжий вихрь, временами полностью скрываясь в густой траве. Ощущая душевный подъем и легкость в теле, я тоже побежала вприпрыжку вниз и чуть не навернулась в яму, слегка закиданную подсохшей травой. Хорошо, что Костя оказался рядом и успел подхватить меня под руку.

— Спасибо, — смущенно поблагодарила я.

Костя оставил мою благодарность без внимания и с жадным блеском в глазах осторожно спустился в раскоп.

— И что, теперь будем кости выкапывать? — хмуро поинтересовался Макс.

Костя ничего не ответил, как будто и не слышал вопроса. Он поворошил ногой землю в яме, потом выбрался из нее, внимательно оглядел вершину холма и направился к машине. Вынул из багажника какие-то приборы и принялся устанавливать их на треноги.

Раз уж Костя ушел в работу и перестал реагировать на внешние раздражители, мы с Максом занялись делами насущными: то есть палатками и обедом. Для лагеря выбрали место в стороне от горушки, все-таки перспектива ночевки в непосредственной близости от захоронения как-то не вдохновляла. Оказалось, парни неплохо подготовились: купили несколько больших бутылей воды, кучу съестных припасов, жидкость для розжига и даже дрова. «Никакой романтики», подумала я, с улыбкой вспоминая школьные походы — еловый лапник под палатку, дрова и хворост, собственноручно собранные в лесу, водичка из близлежащего водоема — кого там только не всплывало при кипячении!

Две двухместные палатки Макс поставил в течение десяти минут, а раньше на это ушло бы неизвестно сколько времени, в соответствии со сценарием, описанным Джеромом — с потерей колышков, поисками входа и выхода и выяснением в конце концов, что палатку поставили шиворот навыворот или вверх тормашками. Военные палатки защитного цвета оказались неожиданно уютными. Шарик с любопытством исследовал обе и вольготно растянулся посредине той, что была предназначена для меня — при своих скромных размерах он обладал талантом занимать все имеющееся пространство.

Хозяйственный Макс разжег костер, поставил котелок с водой на огонь и уже собрался готовить классический обед туриста — макароны с тушенкой — когда Костя закончил свои вычисления и измерения и подошел к нам. Окинул небрежным взором лагерь, одобрительно кивнул и предъявил свои выкладки.

— Копать будем вот здесь, — он ткнул пальцем в лист, изрисованный какими-то схемами и исписанный цифрами.

— Что сие значит? — поинтересовалась я.

— Это план кургана, что непонятного? — возмутился Костя и тут же поправился, — То есть если это действительно курган. С одной стороны холм подрыт, геометрия немного нарушена.

— Здесь раньше песчаный карьер был, — вставила я.

— Очень плохо, — попенял мне Костя, как будто я лично была в этом виновата. — Это существенно затруднило расчеты. Короче, Макс, бросай заниматься ерундой, бери лопаты и пойдем.

— Обед — это не ерунда, — возразила я.

— Тогда ты его и приготовишь! — заявил Костя и решительно увлек Макса за собой.

Что ж, если Костя привык руководить, то это не значит, что я привыкла подчиняться. Тем более, что мы не договаривались о том, что я буду готовить еду в полевых условиях для всей честной компании. Так что я решила вместо этого отправиться на экскурсию по памятным местам.

Проходя мимо склона, я увидела, как парни вбивают колышки и натягивают на них веревки, вымеряя и очерчивая квадрат для будущего раскопа. Увлеченный замерами Костя и не заметил, что я проигнорировала его указания, а Макс проводил меня взглядом, полным грусти по несостоявшемуся обеду. Ладно уж, приготовлю. После прогулки. Тем более, что сварить макароны с тушенкой можно меньше чем за полчаса, это вам не Рюрика найти.

В Заречье очень сложно заблудиться: посредине деревни проходит единственная дорога, а все дома с прилегающими участками расположены по сторонам от нее. Морально я была готова к картине полного запустения, но на деле все выглядело не так плохо. Да, некоторые дома разваливались, другие — снесены подчистую. Но кое-где шло строительство, отдельные подновленные домики сверкали стеклопакетами, а то и щеголяли новой крышей и свежей обшивкой. Странное было ощущение, словно зашла в свою прежнюю квартиру, в которой теперь живут совсем другие люди. Не знаешь, что шокирует больше, незнакомая новая обстановка в родных когда-то стенах, или выбранная еще тобой плитка в ванной, и забытая, да так и прижившаяся при новых хозяевах люстра. Вот так и я чувствовала себя чужой, немногочисленные встречные смотрели настороженно, а я мимоходом отмечала, что тополя выросли до небес, что продуктовый магазинчик забит досками, а здание клуба (того самого, с танцами по пятницам и субботам) зияет пустыми оконными проемами и щербится вываливающимися кирпичами. Дошла до самого конца дороги, с грустью поглядела на длинный полуразвалившийся остов фермы, и повернула обратно. Заречье вроде бы и не умерло