Затишье - Руби Диксон

к моей гриве. — У нее была густая черная шевелюра, и она торчала, как сорняк.

Я хихикаю, вспоминая. Комплект в моих руках моргает, и его маленький ротик шевелится, поджимая губы. Я прижимаю его к своей груди и предлагаю свой сосок, и мгновение спустя он вцепляется в него. Яростная любовь пронзает меня, и мне приходится сморгнуть слезы. Скучала ли я по своему округлившемуся животу? Это ничто по сравнению с тем, чтобы держать эту маленькую жизнь в своих объятиях.

Кэшрем снова утыкается в меня носом.

— Ты прекрасна, моя пара. Сегодня я самый счастливый из мужчин. Рядом со мной красивая женщина, сильная, здоровая дочь, а теперь и сын. В моем сердце так много радости.

Я прикасаюсь к его щеке, пока комплект сосет мою грудь. Он силен, мой сын. Здоров. Я вижу это даже без кхая в его груди, с которым можно было бы поговорить.

— Ты хотел мальчика.

— Я хотел, — соглашается Кэшрем. — Я чувствую себя эгоистично, зная, что наше племя так сильно нуждается в женщинах, но я не могу представить, чтобы любить другую маленькую девочку так сильно, как я люблю Эшу. Поэтому я хотел маленького сына. — Он рассеянно гладит меня по руке. — Конечно, теперь, когда он здесь, я не могу представить, что люблю его меньше или больше, чем Эшу. Он просто другой и уже завладел другой частью моего сердца.

Я точно знаю, что он имеет в виду. Маленькую Эшу оставили с Роканом, чтобы она не испугалась моих криков во время родов. Но я скучаю по своей дочери. Я хочу, чтобы она была здесь. Я хочу показать ей нового брата, который у нее появился, и увидеть ее очаровательную улыбку. Я хочу крепко обнять ее и заверить себя, что она в безопасности, хотя я знаю, что она будет в безопасности с Роканом и его Ле-ла. Я просто… волнуюсь.

— Имя? — спрашиваю я свою пару, сохраняя легкий тон. — Ты думал, как мы его назовем?

— Я подумал, что мы могли бы смешать наши имена, как это делают люди. Мэйкэш.

— Свирепое имя для такого сонного комплекта. — Я улыбаюсь, глядя на маленький сверток в своих руках. Я могу часами наблюдать за маленьким личиком, за пухлыми щечками.

— Он вырастет и оправдает свое сильное имя, — говорит Кэшрем, в последний раз поглаживая мою руку, а затем поднимаясь на ноги. — Лучше, чтобы он был охотником, чем кожевником, как его отец.

Я поднимаю взгляд, хмурясь от таких негативных слов.

— Почему это имеет значение?

Пока я наблюдаю, мой нежный Кэшрем берет свое редко используемое копье и идет ко входу в нашу крошечную пещеру. Он смотрит на вход, и лицо у него серьезное.

— Что? — спрашиваю я. Это не похоже на мою пару. Мой Кэшрем добр по натуре и не боец. Меня никогда не волновало, взял ли он копье для охоты или выдубил шкуру. — Почему ты так внезапно изменил свое мнение?

— Я беспокоился, — говорит он тихим голосом, его руки неловко сжимают копье. Его глаза светятся, когда они останавливаются на крошечном Мэйкэше.

— Из-за комплекта? Но…

Он качает головой.

— Из-за того, что ты сказала этим утром, когда проснулась. Что что-то было не так. И это заставило меня задуматься… должен ли я быть сильнее, чтобы защитить свою семью? Должен ли я делать больше? Должен ли я охотиться? Быть свирепым, как Хассен и Бек? — Он смотрит вниз на копье в своих руках, как будто оно ему чуждо. — Это поможет?

— Моя пара, — тихо говорю я, взывая к нему. Я протягиваю руку, ожидая.

Он смотрит вниз на копье, затем вздыхает и откладывает его в сторону. Он подходит ко мне и опускается на колени, затем берет мое лицо в ладони.

— Я хочу быть лучше. Лучшей парой для тебя, лучшим отцом для Эши и Мэйкэша.

— Но так и есть. Никогда в этом не сомневайся. — Я глажу его руку и прижимаю ее к своей щеке. — Не думай, что ты должен быть кем-то другим, кроме того, кто ты есть.

— Но опасность…

— Ничего страшного не случится, — твердо говорю я. — Я говорила с Роканом, и он чувствует то же самое беспокойство, но это не похоже на кхай-болезнь, которая была раньше. Мы не знаем, что это такое, и это может быть что-то столь же простое, как плохая погода в этот жестокий сезон. — Мне кажется, что это ложь, но видеть, как исчезает беспокойство на лице моей пары, того стоит.

— Я хочу защитить тебя, — яростно говорит Кэшрем. — Ты моя женщина. Моя пара. Мать моих комплектов.

— Мать, которая занята уходом за племенем, которое растет с каждым днем, — мягко говорю я. Я прижимаюсь носом к его руке, а затем снова смотрю на него. — Мать с двумя очень маленькими комплектами, которая благодарна, что у нее есть муж, который не бродит по тропам, потому что это позволяет ей сосредоточиться на помощи всем.

Мои слова немного снимают напряжение с его плеч.

— Почему ты всегда знаешь, что нужно сказать, чтобы облегчить мое сердце?

— Потому что я целитель, — мягко говорю я. — И твоя пара. Мой долг — понимать тебя и знать, как исцелить тебя всеми способами.

Он смотрит на Мэйкэша сверху вниз, затем усмехается.

— Он заснул во время кормления.

Я опускаю взгляд, и маленький ротик нашего маленького сына дрожит, как будто он пытается ухватиться за что-то во сне. Я поднимаю его к себе на плечо и растираю ему спину, ожидая неизбежной отрыжки. Когда это происходит, я пеленаю его в мягкие меха, а затем протягиваю его отцу.

Выражение любви на лице Кэшрема, когда он берет своего сына на руки, заставляет меня таять и наполняет яростным желанием защитить. Нам не нужен охотник в нашей семье. Я — целитель. Своим исцелением я сохраню свою семью сильной и в безопасности. Племя обеспечивает нас пищей в знак благодарности. Больше ничего не нужно.

И я чувствую себя виноватой, что мое беспокойство перешло на мою пару. Вот почему у целителя так много секретов. Потому что иногда их не следует произносить вслух, пока они не превратятся во что-то, что можно исцелить одним прикосновением. Я заставила свою пару беспокоиться о бесформенных опасностях, которые, возможно, никогда не проявятся. И все же… Я не могу скрывать эти вещи от своей пары. Он — мое сердце. Он единственный, с кем я могу разделить свое бремя.

— Я знаю это выражение твоего лица, — бормочет он, нежно укачивая Мэйкэша на руках.

— Какое выражение? — Я поправляю свою одежду,