Далия Трускиновская - Единственные

Ознакомительный фрагмент

Девицы из «Аншлага» недавно решали точно такую же проблему и общими усилиями искали вменяемого гинеколога для Нади, которая в «Большеротой» играла леди Гризел в первом составе. Все они хвастались своей отвагой – тут выяснилось, что Марина уже успела сделать целых два аборта, и ничего, чувствует себя прекрасно, и ночные кошмары ее не преследуют.

– Я не хочу избавляться от ребенка, – сказала Лида. – Я не могу, понимаешь?

– А что ты с ним будешь делать? Это же – с работы уходить, на что-то жить… Знаешь что? Тебе нужно поговорить с Борисом Петровичем! Может, он вообще пьян! И сам не понимает, что лопочет!

– Не был он пьян.

– Лидка, нужно с ним увидеться. Пока Варвара не позвонила в партком. Он ведь у тебя партийный?

Илона была просто уверена, что правильная Лида не пойдет замуж за беспартийного.

– Я не могу.

– Да что ты заладила – не могу, не могу…

Положение Лиды Илона прекрасно понимала – каких родителей обрадует явление дочки с безотцовщиной на руках? Вот если бы выйти замуж хоть на полгода – другое дело.

– Ну, что я ему скажу? Пожалей меня, дуру, женись на мне?! – вдруг взорвалась Лида.

– Ты хоть понимаешь, почему он передумал?

– Я вообще ничего не понимаю…

– Вот что. Я позвоню Яру, он что-нибудь придумает, – решила Илона.

– Ну, что он может придумать?..

– Не опускай руки, ты что?! Ты совсем уже размазня какая-то? – закричала Илона. Крик был от бессилия – она видела, что сама ничем не может помочь подружке.

Потом они вернулись в редакцию, и Илона вызвонила Яра. Он обещал прийти – и не пришел.

– Ты свободна, – сказала ей Варвара Павловна. – Беги уж в свой театр.

Илона встала у дверей, соображая, что сейчас будет правильно – нестись на репетицию или остаться, чтобы вместе с Лидой поехать к ней домой, на окраину, в комнатушку, которую она снимала у дальней родственницы. Родственница прописала ее у себя, чтобы Лида могла устроиться на работу, но брала за комнатушку бешеные деньги – тридцать рублей.

Немалыми усилиями она принудила себя остаться. До конца смены было еще не меньше полутора часов, Илона пошла в типографский буфет. Там к концу дня оставались обычно пирожки с капустой, очень даже неплохие пирожки по четыре копейки. В буфете к Илоне подошли чумазые наборщицы и верстальщицы, вся бригада, – они уже знали про Лидин обморок.

– Вы, девчонки, завтра же поезжайте к этому сукину сыну на работу, – сказала Любка. – Что, в самом деле, за так-твою-мать? А если Лидке какая-то оторва дорогу перебежала – так ее шугануть, чтобы вообще про мужиков думать забыла! Скажи – кислоты в зенки плеснешь, поняла?

– Может, она не знала, что у Бориса Петровича есть невеста?

– Не знала – так узнает!

Типографские нравы были просты и незатейливы. Там образовалось несколько пар, состоявших в романах, все это знали – и все молчали. Но если бы у замужней линотипистки кто-то вздумал увести мужа, да она бы пожаловалась подружкам, да привлекли бы к этому делу всех знакомых, – очень скоро у разлучницы начались бы крупные неприятности по служебной линии.

Лида напрочь отказывалась разговаривать, и Илона молча проводила ее до автобусной остановки. Потом подумала – и так же молча села с ней в автобус. Раз уж репетиция не состоялась, то можно и совершить доброе дело. До Савеловки, которую совсем недавно приписали к городу, было сорок минут езды. Все сорок минут Лида, отвернувшись, смотрела в окно, хотя ничего там в темноте не могла увидеть.

В конце концов Илоне стало страшно. Нельзя же так тупо молчать! Страх и острая жалость погнали ее искать телефон-автомат. Она позвонила домой и сказала, что останется ночевать у подруги. И тут такое началось!

Мать приказала немедленно ехать домой. Прозвучала давняя угроза – что случится, если Илона принесет в подоле. Случилось бы жуткое – ее бы с пресловутым подолом просто на порог не пустили. Мать даже блеснула интуицией – заподозрила, что у дочки в «Аншлаге» завелась любовь. И во весь рост встала проблема утраченной и невосстановимой девственности.

Материнская паника перепугала Илону – она поняла, что потеря девственности для матери сродни атомной войне и бомбардировке Хиросимы. Раньше мать так не вопила…

Вдруг Илоне стало смешно – мать что, действительно считает, что девственности можно лишиться только ночью и под одеялом? Она хотела задать этот невинный вопрос, но мать окончательно утратила чувство реальности.

– Мама, автобусы уже не ходят, а денег на такси у меня нет! – заявила Илона. Насчет автобусов – это была чистая правда, а деньги имелись – отложенные на новую сумку. Мать о них не знала – сумку Илона собралась легализовать кружным путем, как будто выменяла ее у Лиды на складной зонтик. Зонтик она сломала, и даже Рома, человек технически грамотный, не сумел его починить.

Рома вообще многое умел и даже обещал научить корректуру поднимать петли на колготках. Из-за одной дорожки выбрасывать новые колготки – это было безумное расточительство, а мастерская, где этот трюк проделывали, находилась не то чтобы на краю света, но по дороге к нему, за десять трамвайных остановок от редакции.

– Если ты там останешься, можешь вообще домой не возвращаться, – сказала мать.

Решив, что эту проблему пусть расхлебывает отец, Илона повесила трубку. Было неприятно и смешно: раньше мать никогда не казалась такой смешной. Раньше, впрочем, между ними было доверие. А теперь вдруг оказалось, что мать совершенно не доверяет Илоне. Ну и пусть думает, что ей угодно!

Лида, не раздеваясь и не разбирая постель, легла на узкий диванчик лицом к стене. Илона села рядом.

– Завтра мы что-нибудь придумаем, – сказала она. – Варвара – ты же знаешь Варвару! Она до ЦК партии дойдет!

Но Лида все равно молчала. В конце концов Илона сняла сапожки, легла рядом, укутала себя и Лиду старым одеялом, заменявшим плед, обняла подругу – если не обнять, то, пожалуй, ночью свалишься на пол. И заснула.

Утром оказалось, что умываться нужно на кухне – ванной в квартире не было. Лида сидела на диване и односложно отвечала на вопросы – это уже было достижением. Илона приготовила ей завтрак. Теперь неплохо было бы поехать домой, благо родители ушли на работу и скандал переносится на вечер, переодеться – и в редакцию. Там наверняка были какие-то новости.

– Лидка, поедем ко мне. Примешь душ хотя бы, – сказала Илона.

– Не хочу.

– Как это – не хочу? Тебе нужно ходить чистенькой…

Тут только до Илоны дошло, каких трудов стоил подруге обычный уход за собой: подмыться – и то целое приключение.