Дениз Робинс - Лоренс, любовь моя

— Да так, как кое-кто из нашей семьи, — пробормотала она и еще раз предложила раздеться и поудобнее устроиться у камина в ожидании чая.

Снова разочарование! Я уже надеялась, что она скажет, что я такого же роста, как мой отец. Неужели даже теперь, когда мне исполнилось девятнадцать, она не собирается рассказать мне о нем? Но если это когда-нибудь и произойдет, то уж точно не сегодня, потому что, когда она снова появилась с подносом в руках — чай, печенье с маслом и ее коронное блюдо — смородиновый пирог, — мама больше уже не делала никаких замечаний по поводу моей внешности. Она говорила много и бестолково, расспрашивала в основном про свою старую глухую кузину, о которой никогда раньше не упоминала и, как я подозреваю, вряд ли действительно интересовалась ею.

Однако депрессия, которая охватила меня при виде хмурого озера и печального дома, растворилась после чая в этой теплой маленькой комнатке. Я начала по-настоящему ощущать себя дома. Мама по-дружески беседовала со мной и с обычной для нее щедростью объявила, что мне нужно купить новую одежду и вообще «устроить» меня. Она также сказала, что я могла бы помогать ей по дому, потому что дел целая прорва и совершенно невозможно в одиночку поддерживать порядок в Сторожке. Элис Тисдейл из-за своих больных ног может приходить всего на несколько часов в день. Из Восдейл-Хэд нет вообще никого, потому что, если там и были какие-то девушки, которые способны выполнять домашнюю работу, они отправились в большие отели Озерного края, где и денег, и развлечений больше, чем в усадьбе сэра Джеймса.

— Я с радостью помогу тебе, — с энтузиазмом ответила я. — Я сделаю все, что ты захочешь, мама. Так здорово, что я уже не школьница! У меня такое чувство, будто я все эти годы провела в тюрьме, а сейчас вырвалась на свободу.

Она посмотрела на меня поверх очков, что придало ей какой-то странный вид совершенно незнакомой мне женщины, и горько заметила:

— Никто в этом мире не свободен, Верунчик, и ты скоро поймешь это. Мы просто меняем одну тюрьму на другую.

— Неужели ты и в самом деле так думаешь, мама? Разве Большая Сторожка для тебя — тюрьма?

Мама покраснела и покачала головой:

— Кто знает, но я ведь никогда не жаловалась тебе, не так ли?

— И я тоже.

На этот раз она испытующе посмотрела на меня и поджала губы. Какие они бледные, подумала я. Маме никогда даже в голову не приходило воспользоваться помадой, а я со времени нашей последней встречи сильно повзрослела и не могла не сравнивать ее с модными молодыми мамами моих подруг по школе. Обычно я боялась обидеть маму и держала свое мнение при себе, но сегодня расхрабрилась:

— Что не так, мама? Все держат рот на замке. Что за секреты?

Она встала и налила еще кипятку в чайник. Руки у нее дрожали, и она ошпарила ладонь и вскрикнула от боли. Я вскочила:

— О! Ты обожглась, дай мне посмотреть!

— Не суетись! — ответила мать с таким характерным для северян упрямством. — Ничего особенного! Ешь свой пирог. Пойду отнесу сэру Джеймсу бульон, в этот час он не ест ничего, кроме моего куриного бульона. Я варю его для хозяина уже лет десять, с тех пор как он перестал обедать по вечерам. Давненько это было.

— Может, слишком давно. Может, тебе нужны перемены, мама, — выпалила я, но моя реплика была встречена в штыки.

Она накинулась на меня:

— Я не нуждаюсь в твоих советах. И в твоем любопытстве тоже. И если ты думаешь, что люди здесь странные, то держи свое мнение при себе!

— Может, объяснишь… — начала было я, но мама прервала меня:

— Я всегда говорила тебе, что не могу этого сделать. И я не желаю, чтобы ты лезла не в свое дело.

Но тут уж я распетушилась и стала настаивать на своем, несмотря на то что мне довольно грубо дали понять, чтобы я не делала этого:

— Но это мое дело!

— Что ты имеешь в виду?

— О, мама! — Эмоции захлестывали меня. — У меня же есть право хоть что-то знать о своих родителях! Ты никогда не рассказывала мне об отце и о том, как так вышло, что ты живешь здесь. Я даже не представляю, почему меня так долго держали в стороне, а ты так редко виделась со мной! Я не могу этого понять!

Неожиданно мать села, и гнев ее утих, и теперь она выглядела совершенно потерянной и стала как-то ближе и роднее. Я и раньше подозревала, что она несчастна, но теперь в этом не приходилось сомневаться.

— Я не хотела расстраивать тебя, — заговорила я снова, потому что даже мысль о том, что я ее обидела, была для меня невыносимой.

— Милая моя, — глубокий вздох исходил как будто прямо из ее сердца, — я не виню тебя за твою любознательность. Она вполне объяснима, и ты так мила со мной. У тебя замечательный характер, Верунчик, ты с самого детства такая. Я всегда считала неправильным, что ты живешь вдали от меня и у тебя украли твой родной дом, на который ты имеешь все права…

— Но вот ведь он, мой родной дом, и я вернулась сюда. — Я опустилась на колени около ее кресла, взяла маму за руку и прижалась к ней щекой.

Она выдернула ее, будто испугалась таких проявлений чувств, но почти тут же снова дала мне ладонь и позволила погладить.

— Нет, Верунчик, это не твой законный дом. Мы живем здесь просто из милости сэра Джеймса, — прошептала она.

— Имеешь в виду, что ты здесь простая прислуга, а мне позволено жить с тобой, как твоей дочери?

— Насколько я знаю, домашняя прислуга канула в Лету, — сухо рассмеялась мама. — Но я и вправду нечто вроде поварихи-экономки, как ты выразилась, а ты просто моя дочь, так что мы — люди маленькие.

— Не такие уж и маленькие, раз ты живешь здесь все это время. Ты же всегда уверяла меня, что тебе здесь хорошо платят и очень уважают. — Она кивнула, и я продолжила: — Но я никогда не понимала, как ты могла позволить себе содержать меня в такой дорогостоящей школе, да еще эти перелеты и все такое.

Мама снова отстранилась от меня, поднялась, взяла поднос и понесла его в раковину. Она не позволила мне даже вытереть чашки и снова отправила меня в кресло, сказав, что я могу начать помогать завтра, но сегодня — мой первый день дома, и она рада поухаживать за дочкой. Я видела, что мое замечание подняло в ней новую волну, но ответ ее был достаточно спокойным:

— Я могла позволить это себе. Я никогда никуда не выходила. Копила каждый заработанный шиллинг.

— Но дорогая форма, и карманные деньги там, в католической школе, и вчерашняя поездка первым классом… — Я остановилась в ожидании объяснений, но таковых не последовало.

Мама бросила на меня косой взгляд:

— Какая же ты все-таки любопытная, девочка моя. Не обращай внимания на то, чего не понимаешь. Мне бы не хотелось обсуждать прошлое, давай лучше поговорим о твоем будущем.