Элен Алекс - Счастье где-то рядом

— Думаю, что не видно.

— Интересно, может, они еще и жучков тут набросали?

— Не набросали, я бы на них давно наступил.

— О да, с тебя станется.

6

Мама всегда уговаривала меня стать дизайнером, как и она. Папа уговаривал меня стать фотографом, как он. Дядя Джон говорит, чтобы я и дальше работала в редакции, но еще окончила бы какой-нибудь филологический факультет, а не только литературные курсы, куда я поступила после школы. Тетя Аманда у нас преподаватель музыки, и она понимает, что меня уже поздно уговаривать стать музыкантом, это нужно было делать с раннего детства.

Мой папа работает в центральном фотоателье, и мы с Джессикой иногда ходим к нему на бесплатные фотосессии, а потом горько вздыхаем, что такая красота пропадает зря. Одна красота — в редакции местной газеты, вторая — в баре напротив редакции.

Моя мама работает дизайнером в доме моды, и я вполне могу идти по ее стопам. Рисовать платья и костюмы мы умеем от природы, так что я на своей работе даже особо не напрягалась бы. Но жизнь без трудностей не интересна, поэтому я и торчу в редакции газеты.

Мама и ее команда шьют платья и смокинги на свадьбы и на юбилеи, смешные костюмчики на детские праздники, делают шляпки местным модницам и вяжут теплые зимние свитера всем желающим. Но особого разнообразия в заказах не наблюдается. Если это детские костюмы — то Винни Пуха или Пятачка, если смокинг — то традиционно черный, если платье на свадьбу — то только белое.

Но буквально через пару дней после полуобмороков бабушки Урсулы в моем кресле, мама позвонила мне радостная и возбужденная и стала взахлеб рассказывать, что она тоже их видела.

— Кого их? — спросила я, доедая свой вечерний сандвич всухомятку.

— Ну их! Лимбарди!

Я чуть не подавилась сандвичем.

— Где ты их видела?

— У нас в доме моды, разумеется, — обиделась мама. — Разве я еще где-нибудь бываю?

Далее последовала показательная пауза специально для папы, лежащего на диване перед телевизором. Звук телевизора был хорошо слышен в телефонную трубку.

— Что они у вас в доме моды делали? — спросила я, оглядывая содержимое холодильника на предмет какого-нибудь сока.

— Как что они в доме моды делали?! — возмутилась мама. — Заказывали театральные костюмы!

Сока в холодильнике не было.

— И какие они были?

— Кто? Костюмы?

— Нет, Лимбарди.

Было позавчерашнее молоко.

— О! Они были такие странные! — в восторге стала рассказывать мама. — Они были в темных очках! Но зато у них были очень красивые подбородки!

— И сколько их было? — спросила я, наливая в стакан молоко.

— Их было двое.

Молоко было ужасным на вкус!

— А как ты догадалась, — не поняла я, — что это были сами Лимбарди?

— Я почувствовала, что это творческие люди, — скромно сказала мама.

Я вздохнула. Ну вот, сейчас новость о театре поползет по всему городу. Что знает один-два-три человека — знают и остальные.

— И что за костюмы?

— Это тайна.

— Тайна от дочери?

— Я обещала, — кокетливо сказала мама. — Это тайна от всего города.

Я вылила молоко в раковину и выбросила пустую пачку в мусорную корзину.

— Ты думаешь, я побегу рассказывать твою тайну всему городу?

Но маме и самой очень не терпелось хоть кому-то проболтаться.

— Только никому не рассказывай, — потребовала она, — даже Джессике! Вернее, первой — Джессике!

— Клянусь и обещаю!

Еще в холодильнике был какой-то кефир.

— Там такие странные костюмы. С плоеными воротниками, обтягивающими рукавами и шифоновым обрамлением по краям.

— Понятно, позапрошлый век. А брюки?

Я налила в стакан кефир.

— А покрой брюк они решили оставить современным, — сказала мама.

— Что? Обыкновенные брюки к плоеным воротникам?

А вот это уже было что-то интересное.

— И не говори, — поддержала меня мама, — меня саму это смутило. Но потом я поняла, что раз они люди творческие, то им все можно.

Кефир был просто ужасен! Наверняка его бабушка Урсула тут забыла! Да еще на позапрошлой неделе!

— Знаешь, мама, — сказала я, выливая в раковину оставшийся кефир, — спешу тебя обнадежить. Кажется, ты действительно видела самих Лимбарди. Такой творческий подход к своим костюмам может быть только у очень творческих людей.

— Дочь моя, — сказала тем временем мама, — чем ты там занимаешься? Тебя что, тошнит после ужина? Может, ты все-таки прекратишь есть всухомятку и переедешь к нам с папой и будешь нормально питаться?

На следующее утро Джессика тоже уже знала о странном заказе в доме моды. Она не могла вспомнить, откуда она это знала, но ей казалось, что она слышала об этом еще до самого заказа.

Мы с ней привыкли встречаться в ее баре. По утрам наспех жаловались на жизнь, в мой обеденный перерыв освещали наши проблемы гораздо шире, а уж после моей работы охватывали все со всех сторон и во всех подробностях.

— Ничего не видно в моих зеркалах, что там творится в вашей квартире, — пожаловалась Джессика.

— Джесс, тебя скоро посадят, если будешь вторгаться в частную жизнь, — сказала я.

— Я же говорю — ничего не видно! — обиделась на меня Джессика.

— Ну и хорошо, — успокоилась я.

— Тебе не интересно?

— Почему же, интересно, — сказала я, — да не все в нашей власти.

Джессика смотрела на меня с подозрением.

— Но все должно быть в нашей власти, — уверенно сказала она.

— Полностью с тобой согласна, — кивнула я, — но так не бывает.

— Понятно. Веришь в судьбу. Ничего не будешь делать своими руками.

— Да. Люблю, когда вода сама под лежачий камень течет, — подразнила я ее.

— Но это не интересно! — возмутилась Джессика.

— Почему же. Очень интересно. Ты вот суетишься и бежишь впереди паровоза. И что? Разве у тебя в жизни больше событий, чем у меня?

Джессика задумалась.

— Событий у нас с тобой одинаковое количество, — согласилась она, — но мне кажется, что твоя жизнь могла бы быть гораздо интереснее, если бы ты тоже предпринимала хоть какие-то шаги, чтобы ее изменить.

— Это зачем?

Она стала загибать пальцы на руках.

— Во-первых, ты не очень любишь свою работу, но не меняешь ее.

— Ты же всегда говорила, что это хороший плацдарм, — удивилась я.

— Все, плацдарм изжил себя, тебе надо двигаться дальше, — серьезным тоном сказала она. — Сколько можно исправлять дурацкие ошибки в дурацких сообщениях?

— Но кто-то должен это делать, — заступилась я за свою должность.

— Никто, кроме тебя, не хочет этим заниматься, — сказала Джессика.