Екатерина Романова - Целительная сила любви

Почему утром он решил, что она немолода? Несомненно, это была та же самая женщина, но, черт, что за превращение?! На вид — не больше двадцати, совсем молоденькая! Поджимает губы, щеки слишком бледны, несмотря на смущение. Хотелось закутать ее во что-нибудь теплое и накормить горячим ужином.

«Она небедная помещица, — мысленно одернул себя Александр. — Не голодает, поест сама».

Все направились к столу. Потекла неспешная беседа о нелегком сельском быте. Затем незаметно речь зашла о производстве лекарств.

— А что, Ольга Григорьевна, — не умея тянуть и выжидать подходящего момента, осведомился Алекс, — не считаете ли вы наличие аптекарского огорода на ваших хрупких плечах слишком обременительным?

— Почему же мне должно так казаться? — парировала она. — Производство не пробыло на моих плечах и полугода. Пока рано говорить, что я устала.

— Это верно, — не унывая, согласился Метелин. — Но не грустно ли ждать, чтобы оно пришло в упадок раньше, чем продать его? Или у вас есть надежная уверенность, что кто-то вам поможет?

Александр не верил, что сам это говорил! Надо же, что-то собственническое полезло из него наружу по отношению к этой фактически незнакомой девушке! Еще бы спросил, не собирается ли она замуж? Неужели присутствие явно неравнодушного к ней Тюрина так на него действовало? Хотелось его позлить.

«Что-то рано это началось, — думала Ольга. — Еще ровным счетом ничего не спросил обо мне, а уже придрался к аптекарскому огороду. Еще пусть напомнит о моем происхождении, о том, что я и прав-то ни на что не имею, что у Ивана Федоровича жила в позорном сожительстве. Как надоело! Как же все надоело!»

Ольга медленно поворачивала на своей тарелке кусочек мятного хлеба. Затем произнесла:

— Такой уверенности мне не смог бы дать никто, даже сама государыня Анна Леопольдовна, если бы ей и было до меня хоть какое-нибудь дело. Но много лет я обходилась с помощью одного только Василия Кузьмича и нареканий со стороны Ивана Федоровича не слышала. Поэтому не вижу причин торопливо расстраиваться, Александр Николаевич.

Ольга выговорила все это, как красивое стихотворение, каждое имя в ее устах прозвучало как талисман, оберегающий ее от нападок чужаков. Надо же, даже государыню не забыла! Метелин злился. Он видел, что эта женщина почему-то заинтересована в аптекарском огороде чуть ли не больше, чем он.

— Если хотите знать мое мнение, уважаемый Александр Николаевич, то я, во-первых, во всем послушна воле Истопина, а во-вторых, готова пойти на любое принижение моих интересов ради интересов производственных. Потому что предприятие это считаю доходным, интересным и для России важным. Поэтому не пытайтесь уколоть меня раньше, чем сможете сравнить наши возможности и способности в деле. Вы ведь раньше не имели дело с приготовлением лекарств?

Ольга чувствовала, как краска приливает к ее лицу, но продолжала говорить очень ровно и сдержанно. Так говорила она всегда, когда была прижата к стенке, когда от нее ждали гнева, растерянности или мельчайшей осечки. Сейчас она избегала смотреть в глаза Метелину, изо всех сил пыталась придумать, как привлечь к беседе Василия и Фому, и ровно дышала, чтобы унять дрожь. «Почему не остановится, думалось Ольге. — Почему он не перестанет сверлить ее взглядом. Почему нельзя заговорить о чем-то более приятном?»

Тут слово взял Расточный:

— Думаю, что я оглашу общее мнение, если скажу, что на все была воля Истопина. — Расточный коротко хохотнул, словно произнес виртуозную шутку. — Завтра мы все соберемся этим же составом и ознакомимся с завещанием. Благодаря моей болтливости для большинства из вас не секрет, что написано в документе, но обещаю вам, каждый услышит что-то новое! А на сегодня стоит условиться, что ни один из вас продавать свою долю не хочет, во всяком случае, долю в аптекарском огороде. — Затем управляющий обратился непосредственно к Ольге: — Уважаемая Ольга Григорьевна, моя осведомленность простирается столь далеко, что мне стало известно, что Александр Николаевич может быть полезен истопинскому делу не только своим острым языком и резвым складом ума, но еще и многочисленными дипломами, что, несомненно, укрепит престиж зелейной лавки и даст ей статус потомственного предприятия. А это уже, господа, дорого стоит!

Ольга зааплодировала его выступлению, словно заезжему балагану актеров. К ней нехотя присоединился и Александр, осознавая, речь управляющего существенно разрядила обстановку, а Тюрин, пару раз хлопнув, ободряюще кивнул девушке, выказывая молчаливую поддержку, чем вновь подстегнул Александра, сам того не ведая.

После ужина все вышли в прохладный тенистый сад… Между яблонь висели качели, на которые села Ольга, а Тюрин бросился ее раскачивать.

Расточный закурил трубку, расположившись на красивой деревянной скамье, которая, кажется, была одна на весь сад, и Александру пришлось присесть рядом.

— Вы бы не обижали ее, барин, — нараспев, произнес управляющий. — Матушка у нас хоть и молода, но палец ей в рот не клади. За нее здесь любой крестьянин головы не пожалеет. И покойный Иван Федорович души в ней не чаял. Ее ведь привезли сюда совсем малую, лет двенадцати. Привезли и бросили. Как говорят, по приказу молодой цесаревны. Уж чем она ей не угодила или, наоборот, от чего спасала, этого я не ведаю, но отдали Истопину без всяких указаний, мог казнить и миловать. Вроде и не крепостная, но кто бы про нее спросил, голь перекатную? Сначала она как дикая жила. А потом Иван Федорович разглядел, что она грамотная и сметливая, что животных забирает к себе и лечит. То курицу принесет из деревни, то ягненка. И что-то варит все для них. Оказалось, что не от безделья! Способность у нее чудесная есть. Так и повелось, взял ее Истопин к себе.

Александр слушал Расточного и рассматривал улыбчивую Ольгу. Сколько же в ней грации, сколько кокетства… И ведь не всегда она бывала такой! Разве сравнить с той грозной бабой, которую он еле разглядел в сенях пристройки? Неужели ей и правда нравится этот хлыщ Тюрин?! Непонятно почему, но подобная мысль Александра злила.

Тюрин был высоким, субтильным, добрым мужчиной с воспаленной кожей и мягкими клочками растительности на лице. Близость его к столь совершенному созданию, как Ольга, мешала Александру думать о мировой гармонии. Тем не менее они прекрасно ладили. Ольга сидела на качелях уже без движения, а Тюрин оживленно ей что-то рассказывал. Во время своей речи он два раза коснулся ее плеча, один раз локтя, отчаянно жестикулируя, поправил ей складку на длинном рукаве.

— Э нет! — Александр поднялся со скамейки, кивнув Расточному. — Этак он ей прямо сегодня предложение сделает! Позволите, Василий Кузьмич? — Он церемонно подставил Ольге локоть, но так близко, что ей не оставалось ничего другого, кроме как положить на него руку и подняться. — А что, Ольга Григорьевна, большие ли у вас нынче планы на урожаи?