Лора Райт - Ночь с красавицей

– Как все красиво, – заметила она, осматривая стол.

И не покривила душой…

– Вам удобно в этом?

Она приподняла рубаху (будь она неладна) настолько, что он увидел сколько-то дюймов плоского живота.

– Резинка чересчур свободная, приходится придерживать брюки рукой. Но ничего страшного.

Он почувствовал, что внизу у него горячо. Это уже слишком. Дэн пробрался в кухню, залез в шкаф, добыл кусок веревки и возвратился.

– Еще раз поднимите рубаху.

– Зачем?

– Поднимите.

Она повиновалась – чтобы посмотреть, что будет дальше. В долю секунды Дэн обвил веревку вокруг ее талии и затянул узел.

– Ну вот.

Она подняла на него глаза, и у нее на губах появилась неуверенная улыбка.

– Так куда лучше, спасибо вам.

Вот сейчас бы ему отшатнуться и выбежать из дома к чертовой матери. Но именно этого он и не сделал. Он стоял, глядел ей в глаза и думал о том, чтобы притянуть ее к себе, покрыть ее губы своими, почувствовать ее язык…

Тыльной стороной ладони он провел по подбородку.

Очень давно он не стоял так близко к женщине и испытывал такое сильное влечение, что с трудом держался на ногах.

Контакт с женщинами, в том числе и сексуальный, даже в последние четыре года представлялся ему делом слишком простым – и недостойным. Пусть его сочтут мазохистом, но он искал себе наказания – отречься от самого себя раз и навсегда. Еще немного, и он забудет о своих поисках.

Его заставит забыть о них эта искусительница с фиалковыми глазами, оказавшаяся на его пути, упавшая и забравшаяся к нему в кровать, под его простыни. Хвала Создателю – ей предстоит пробыть здесь всего одну ночь.

Он придвинул стул.

– Присядьте.

Она села, повернувшись спиной к камину, и волосы у нее заблестели.

– Я, кажется, еще не говорила вам… я очень вам благодарна за все, что вы сделали. Я понимаю, что помешала, и как только вы сочтете, что я в состоянии уехать, вы меня уже не увидите.

– Нет, ничего.

Какая беспардонная ложь!

– Но я вам действительно помешала! Вы в отпуске? Вы здесь отдыхаете?

– Нет.

– А-а… Значит, вы круглый год здесь живете?

– Нет.

– Так чем же вы здесь занимаетесь?

Он поднял глаза, глядя, как она наматывает спагетти на ложку.

– А вы, однако, задаете многовато вопросов, особенно если учесть, что вы потеряли память.

Спагетти замерли в воздухе, на лбу возникла складка.

– Скажите, Дэн, вы служите в полиции?

Он прищурился.

– Откуда такой вопрос?

– Вы очень подозрительно на меня смотрите. А я не верю, что я преступница.

Сам он в это тоже не верил, но пять лет службы в полиции и десять лет – в должности помощника шерифа кого угодно приучат подозревать всех и каждого. А особенно того, к кому тебя с такой силой тянет. Иначе могут возникнуть неприятности.

Возвращаясь к своему ужину, она решила объясниться:

– Я, наверное, потому задаю вопросы, что не знаю, что мне делать. Я лишилась памяти, никого не узнаю, у меня нет личных реакций. Я спрашиваю, потому что надеюсь: вдруг ко мне придет мое прошлое, если я буду знать что-нибудь о прошлом кого-то другого.

– Вы имели в виду именно это?

– Да.

Внезапно макароны, которые Дэн еще не успел проглотить, показались ему червями. Он бросил вилку на тарелку и откинулся назад.

– У меня нет прошлого.

Подняв взгляд, она изучала его.

– Что вы хотите сказать?

– Ангел, я хочу сказать только то, что не желаю говорить на эту тему, – прорычал он, не скрывая растерянности.

– Страшновато как-то звучит. Может, вам будет легче, если расскажете?

– Не думаю.

– А если попытаться, и тогда…

– Знаете, что я сейчас чувствую? – прервал ее Дэн.

– Что?

– Усталость.

Резко оттолкнувшись от стола, он встал, подхватил миску с макаронами, отнес в кухню и опрокинул в раковину, явно получая удовольствие от последовавшего шлепка.

Он еще готов допустить, что обязан предоставить этой женщине заботу, покровительство. Но его личная жизнь ее не касается. И никого не касается.

– Сегодня устроитесь на моей кровати. Не допущу, чтобы вам было здесь неудобно.

И опять быстрый укус вожделения. Эти ее вопросы, эти ее аристократические манеры… сводят его с ума. Он повернулся.

– Мы можем с вами разделить кровать.

На долю секунды их взгляды встретились, и она тут же опустила глаза к тарелке.

– Нет… Нет… – Щеки порозовели. – Нет, я не о том… Вы очень любезно предложили мне вашу кровать…

Дэн вздохнул.

– Завтра поедем в город. К врачу.

– Хорошо.

И она принялась жевать спагетти.

Вот доктор и освободит его от этой женщины навсегда. А потом все вернется на круги своя. Рыбалка. Проклятия. Забвение прошлого. Он будет ужинать в покое и не станет думать о красавице с фиалковыми глазами и о том, кому пригодилось его мыло.

В эту минуту красавица с фиалковыми глазами поднялась из-за стола и стала собирать посуду.

– Знаете, Дэн, а вы очень здорово готовите. Они с тимьяном или с томатным соусом?

Он пожал плечами. Может, она из дипломатических кругов?

– Спросите у шеф-повара.

– У вас есть шеф-повар?

Дэн растерялся и почти тут же издал легкий смешок – видит Бог, совершенно искренний. Опершись на раковину, он тряхнул головой.

– Да, пожалуй, у вас вправду отшибло память. Это же макароны из банки.

– Значит, повар в банке?

Он кивнул.

Она расплылась в широкой улыбке. Он тоже.

Дэн забрал тарелки и поставил их в раковину. На этот раз они даже не звякнули. Она обезоруживает его своей улыбкой и простодушием. Поразительно.

Но и тревожно. Если она заставила его улыбнуться (и засмеяться!) раз десять за один-единственный день, значит, в ней кроется такая серьезная опасность, о существовании которой он не мог и думать.

– Вам бы лучше лечь, – предложил он. – Мой конь тоже пострадал, так что я должен взглянуть на него.

Она кивнула.

– Может, я все-таки могу вам чем-нибудь помочь?

– Нет, ничем.

– Ну что ж, еще раз спасибо за ужин.

– Не за что.

– Как же я надеюсь, что утром ко мне вернется память.

– Я тоже надеюсь.

Самые правдивые слова за всю историю человечества.

– Да-да. Доброй ночи.

Очередная улыбка, противостоять которой невозможно.

– Спокойной ночи, Ангел.

Дэн достал из холодильника бутылку пива и прошел к дивану, на котором ему предстояло провести ночь. Последние языки пламени все еще трещали в камине, разбрасывали искры, боролись за жизнь.

Четыре года он ползает на брюхе, не желая встать и распрямиться. До сих пор он не думал, что ему достанет мужества для этого.

До него донесся звук расстилаемого в спальне ватного одеяла, затем – легкий скрип кровати.

А вот ее присутствие придает ему кураж, ему хочется расправить плечи.