Стефани Лоуренс - Неукротимая страсть

Джервис закончил мысль товарища:

— Это означает, что у Феррара в запасе крупные силы и потеря людей его не страшит.

Разговор коснулся возможных способов обнаружения бандитов в окрестностях. Тема дала воинственным Кинстерам повод обсудить будущие боевые операции и тем самым немного облегчить разочарование вынужденного бездействия.

Дел говорил мало. Во-первых, он плохо знал территорию, а во-вторых, голова была занята другими темами. Другими мыслями и другими чувствами. Чувства казались новыми, незнакомыми, а потому странными и к тому же значительно более острыми, чем хотелось бы.

Обсуждение кровавого столкновения заставило не только вспомнить подробности страшных минут, но и заново пережить собственные ощущения… А единственным ощущением оставался испепеляющий душу страх за попавшую в опасность Делию. Ни одно поле боя, в какой бы точке планеты оно ни находилось, не вызывало столь острого ужаса. Но еще неприятнее оказался тот факт, что ужас проник в душу, пропитал ее насквозь и застрял, кажется, навсегда. Во время боя это ему не понравилось, а сейчас нравилось еще меньше.

Он исподволь взглянул на ту, которая причинила почти физические страдания. Мисс Данканон спокойно сидела на софе и улыбалась так, словно счастливее ее не было никого на свете.

Картина не улучшила настроения. Да, сейчас она была в безопасности и наслаждалась приятным общением. И все же, хотя разъедающий душу страх больше не имел оснований, мир и покой все равно не приходили. Тяжкий груз ответственности за страдания следовало возложить на непокорную подопечную.

Именно этим он и собирался заняться: объяснить, доказать, убедить. Сегодня же вечером, наедине.

Глядя в пространство, Дел подавил бушевавшую в душе бурю, прикусил язык и сосредоточился на поддержании невозмутимого выражения лица, в то же время мысленно репетируя соответствующую случаю гневную тираду.

15 декабря

Сомершем-Плейс,

графство Кембриджшир

Дрожа всем телом, Сангай с трудом пробирался сквозь толстый слой обжигающе холодной белой крупы, внезапно засыпавшей хозяйственный двор огромного дома. Собственно, это был вовсе и не дом, а дворец. Жизнь здесь не стояла на месте, что можно было считать благословением богов. Никто не обращал на него пристального внимания. Никто не разговаривал грубо и не задавал вопросов. Вместо этого ему выделили собственную крохотную комнатку под самой крышей — очень теплую. А друг Кобби, которого все называли Слиго, даже нашел пальто и сказал, что это мундир пажа.

Засунув руки в глубокие карманы, подняв воротник и спрятав голову от ледяного ветра, Сангай неуклюже спешил к массивному темному строению — наверное, это и была конюшня.

Страшный человек сказал, что будет ждать за конюшней.

С трех сторон здание окружал высокий кирпичный забор. Сангай прошел вдоль стены и свернул туда, где темнел небольшой лесок. Остановился на поляне неподалеку. Хорошо хоть, что крупа перестала сыпаться. Вот только ветер пронизывал насквозь, а воздух стал таким холодным, что не позволял дышать.

Тьма сдалась перед напором зимы. Белое покрывало отражало отсветы окон и позволяло кое-что видеть. Но все равно скрип тяжелых сапог послышался раньше, чем из тени деревьев появилась большая темная фигура.

— Принес?

Резкий вопрос испугал, и дрожь охватила с новой силой, однако Сангай все-таки нашел силы энергично покачать головой:

— Нет, сахиб-сэр, но я его видел!

Ларкинс взглянул с интересом.

— В гостинице, когда полковник держал его в руках?

— Да, сахиб. Тогда и видел.

— А позже?

— Нет, сахиб, позже не видел. Но мы только что сюда приехали, а дом очень большой. Зато теперь я знаю, что искать! И в огромном доме никто меня не заметит! Завтра же обыщу все углы, найду футляр и принесу вам.

Глядя Ларкинсу в лицо широко распахнутыми темными глазами, Сангай изо всех сил старался скрыть страх и дрожь и выглядеть уверенным и спокойным.

Обмануть Ларкинса ему, конечно, не удалось, но тот понимал, что мальчишка может раздобыть опасную улику, а следовательно, представляет собой определенную ценность. Именно поэтому он и назначил встречу на десять; не слишком рано — чтобы отсутствие Сангая не бросилось в глаза, и в то же время не слишком поздно — чтобы воришка не привлек внимание, если вдруг столкнется с кем-нибудь из обитателей поместья.

Ларкинс понимал, как устроена жизнь в домах, подобных этому; знал, когда и чем занимаются слуги. Когда-то давным-давно он и сам принадлежал к этому суетливому племени. Работа на Черную Кобру принесла богатство — такое, о котором трудно было даже мечтать. При желании он и сам мог бы держать десяток слуг. Но отягощать жизнь армией рабов не хотелось. Ничто не приносило столь искреннего удовольствия, как участие в терроре. Да, больше всего служба у Феррара радовала возможностью кровавых нападений. Терроризировать слабых и ни в чем не повинных — что может быть приятнее? Но сейчас…

Провал вооруженного нападения жег душу каленым железом и придавал этой истории с мальчишкой и злосчастным письмом особый смысл. Он никогда еще не подводил хозяина, но отлично знал, как тот вознаграждает за неудачи, и не желал испытывать внимание подобного сорта.

Ларкинс кивнул:

— Хорошо. — Посмотрел на мрачное, низко нависшее небо. — Снегопад будет продолжаться долго, и прийти сюда я больше не смогу. Сделаем так: ты разыщешь нужную вещь и сразу побежишь к большой церкви. — Он показал на северо-восток. — Там высокая колокольня, ее видно отовсюду. Завтра, когда будет светло, посмотришь в ту сторону и сразу поймешь, о чем я говорю. Раздобудь футляр с письмом и принеси туда. Зайди внутрь, дверь всегда открыта. Я буду следить и встречу тебя.

Сверху вниз Ларкинс посмотрел на дрожащего мальчишку и вспомнил, какой невероятной ценностью обладает спрятанное в футляре письмо.

— Послушай внимательно, сынок. Ни в коем случае не пытайся сократить путь. Строго придерживайся дороги. Из поместья выведет та самая аллея, по которой ты сюда приехал; она свернет на тракт, и ты тоже сворачивай и иди дальше, по следам экипажей, хотя придется сделать солидный крюк. Вся эта долина, — Ларкинс показал в сторону церкви, — покрыта топями и болотами. С виду земля кажется надежной, но стоит неудачно ступить, как тут же проглотит целиком. Понял?

Глаза Сангая стали еще больше и совсем округлились от ужаса. Он с готовностью закивал:

— Да-да, конечно. Хватаю футляр и бегу к большой церкви по дорогам. В церкви встречаю вас.

— Все верно. — Ларкинс зловеще прищурился. — А еще не забываешь, что случится с твоей матерью, если ослушаешься. Так ведь?