Элен Стюарт - Мой лорд

— Людвиг, я студентка. Учусь на литературном отделении Бристольского университета, специальность жур… — Николь в ужасе закашлялась. Почти натурально. Эшби ненавидят журналистов!

Людвиг молчал, чуть склонив голову набок. Николь набрала побольше воздуха. Скорее говори, говори хоть что-нибудь, пока он не начал спрашивать.

— Понимаете, для того чтобы писать, нужны знания, образы, впечатления… — Слов явно не хватало. Сейчас у него кончится терпение и он ее выгонит. — Мне было очень нужно узнать, как выглядит закрытая вечеринка в роскошном особняке. Поэтому я переоделась курьером из службы доставки и пробралась к вам. Поверьте, я не воровка. — Это была правда. И Николь надеялась, что Людвиг ее почувствует.

— Ну и как, узнали? — Смотрит скептически, недоверчиво прищурив глаза.

— Узнала. Почти. Меня очень быстро обнаружили, понятия не имею, как им это удалось, я вроде бы неплохо выгляжу…

— У нас весь первый этаж и некоторые помещения на втором снабжены камерами наблюдения, — спокойно пояснил Людвиг.

— Камеры… — Ну конечно! Как она сразу не догадалась! И надо же было так оплошать. Горе луковое, а не журналистка. А еще этот субъект смотрит на нее в упор, уж звал бы, что ли, полицию, раз она ему так неприятна.

Но вместо того, чтобы звать полицию, он почему-то едва заметно улыбнулся и кивнул ей.

— Вы, Николь, и вправду не похожи на воровку. Вы не взяли ни одной вещи, хотя думали, что в комнате никого нет. А еще… — он с улыбкой качнул головой, — вы так неподдельно боитесь полиции. Если бы вы были преступницей, то относились бы к этому гораздо спокойнее, как к неотъемлемой части профессии. Может, вы начинающая?

Николь уже собралась выдать какую-нибудь возмущенную реплику, но вовремя перехватила взгляд Людвига. Непроницаемо-спокойное лицо, бесстрастный голос — и лукавый отблеск в глазах. Да он же подтрунивает над ней!

Она не знала, плакать ей или смеяться. Нет, лучше сдержаться. Слишком много паники в душе. А ей почему-то очень не хотелось, чтобы Людвиг посчитал ее истеричкой. Поправила волосы, одернула подол платья. Сердце пульсировало в висках. Как ни старалась, движения получились угловатыми и нервными. И чем больше она прикладывала усилий, чтобы держать себя в руках, тем хуже у нее это получалось. Дура дурой! На глаза навернулись злые слезы. Черт! Успокоиться и отвлечься…

Людвиг бросил на Николь пристальный взгляд, чуть нахмурился.

— Вы хотите, чтобы мы с вами пошли охранникам навстречу?

Николь помотала головой. Только не это. Тогда придется объясняться с полицией на виду у всех. А если они скажут Людвигу, что она журналистка? Ведь в главные ворота она пыталась пройти вполне легально, значит, охранники знают, кто она на самом деле.

— Не волнуйтесь, Николь. С полицией, когда они придут сюда, мы разберемся.

Разберемся? Что он имеет в виду? Непонятно. Ясно только, что предпринимать что-либо прямо сейчас он не собирается. Ладно, и на том спасибо.

Людвиг между тем встал и направил светильник, склоненный над его креслом, в сторону стены. Туда, где в простенке между книжными стеллажами висели самодельные карты.

— Вы смотрели на них, прежде чем решили сесть на пол.

Ну и что. Мог бы и не напоминать.

Она неохотно поднялась с кресла, сделала несколько шагов к стеллажам и заставила себя сконцентрироваться на картах. Она никогда прежде не видела подобных карт-картин. Они были не просто нарисованы, а частично составлены из самых необычных вещей: раковин, монет, кусочков янтаря. Нарисованный в китайском стиле дракон держит в пасти настоящую жемчужину; роза ветров, тщательно выведенная тушью, увешана крохотными серебряными шариками-колокольчиками. Николь не удержалась и дотронулась до одного из них кончиком пальца. Легкий, качается.

Забыв про все на свете, она стояла с широко распахнутыми глазами. Сколько любви и утонченного вкуса! Маленькое отражение души.

— Почему вы мне это показываете? Это ведь что-то очень личное, правда? — осторожно спросила Николь. Только бы он не обиделся.

Людвиг ответил не сразу. Потому что он и сам до конца не понимал, с какой стати он показывает свои работы совершенно незнакомому человеку. И почему этот совершенно незнакомый человек, эта странная гостья с глазами цвета молодой листвы, не вызывает в нем чувства настороженности, что было бы более чем естественно в данной ситуации. Напротив, она так легко вписывается в его маленький мир, словно всегда здесь была, словно эти картины только и ждали ее взгляда, а колокольчик — ее прикосновения. И вот теперь все наконец-то встало на свои места.

— Почему я вам это показываю?.. А почему бы и нет? — улыбнулся краешками губ Людвиг. — Вам нравится?

— Да. Очень. — Николь говорила убежденно и тихо. Необычно тихо. Что-то происходило в ее душе, только пока она не могла сказать, что именно. Всегда яркая и живая, Николь расплескивала свой свет вовне, словно раскручивала спираль радужной энергии, оживляя ее прикосновением тех, с кем она общалась. Но при этом зачастую где-то в глубине ее души оставалось тоскливое ощущение пустоты, которое нельзя было заполнить ни дружеским общением, ни бешеным темпом жизни, ни авантюрными выходками. А теперь у нее возникло странное чувство внутренней наполненности. Теплота и свет золотистыми волнами окутывали ее сердце. Что это? Благодарность за неожиданное доверие?

Она обернулась к Людвигу. В его глазах плескались блики от огня. Она не заметила, как он подошел. И теперь стоял рядом. Так близко…

— Николь, вы…

Шум в коридоре не дал ему закончить. Тяжелый топот по лестнице, приглушенные голоса перед дверью… Как во сне Николь отступала к камину. Это был конец.

— Вот она! — Полицейский, сопровождаемый охранниками, ввалился в комнату.

Николь сжалась, взглянула затравленно на Людвига и повернулась к огню. Если хотят, пусть волокут ее силой. Сама она с места не сдвинется.

А потом она просто кожей почувствовала, как между ее беззащитной спиной и полицейским возникло препятствие, несокрушимое, как скалы Бристольского залива. Людвиг.

— Офицер, в этой комнате находятся только те, кого я хочу видеть, — отчеканил ледяной голос.

— Н-но…

— И вы к их числу не относитесь.

Где-то в коридоре за распахнутой дверью тревожно пыхтел тучный охранник. Полицейский помялся, очевидно колеблясь между желанием поспешно ретироваться и необходимостью сохранить честь мундира.

— Простите, сэр… — просительно проговорил он, — но эта девушка притворилась курьером…

— Офицер, вы меня слышали? — Голос Людвига Эшби приобрел интонации, от которых у Николь по спине побежали неприятные мурашки. Не голос, а бокал с охлажденным ядом, который приказано выпить. И нет возможности сопротивляться приказу.