Ивонн Линдсей - Шелковый соблазн

Ознакомительный фрагмент

И вдруг она поняла, что Маркус смотрел на эту картину с такой же жадностью, как и на саму Эйвери в саду. Как будто он решил присвоить себе одну конкретную вещь или, в ее случае, человека.

А потом она почувствовала, как по всему ее телу пробежала дрожь, вот только эта дрожь уже не имела никакого отношения ни к страху, ни к любопытству, а лишь свидетельствовала о том, что ее женские инстинкты реагировали на того, кого можно было без зазрения совести назвать доминантным самцом. Ее уже очень давно ни к кому так не тянуло, и это одновременно и пугало, и волновало. А ведь Эйвери уже так долго не позволяла себе ничего чувствовать. После внезапной болезни отца — он все девять месяцев скрывал, что болен раком, так что для нее болезнь стала полной неожиданностью, — и его смерти, Эйвери заперла все свои чувства на замок. А до этого тратила все время и силы на то, чтобы скрасить последние месяцы жизни отца.

Но ее больной отец уже никого и ничего не узнавал, а те люди, которых она называла друзьями, оказались обычными подхалимами, заинтересованными лишь в том, чтобы пользоваться ее влиянием в своих целях, быстро ее оставили, даже не попытавшись поддержать в трудную минуту. Все, кроме Маки, ее единственной настоящей подруги, вот только находясь за океаном, она мало чем могла помочь Эйвери.

И когда все эти так называемые друзья от нее отвернулись, Эйвери вдруг поняла, как она на самом деле одинока. Нет, после того как о кончине отца написали в газетах, некоторые из них даже ей звонили, но не затем, чтобы посочувствовать и поинтересоваться, как она, а для того, чтобы узнать, когда она собирается к ним возвращаться, ведь без ее денег многим из них пришлось забыть о роскошных ресторанах, дорогом шампанском и лимузинах. Эйвери вдруг поняла, что позволяла себя нещадно использовать — только для того, чтобы чувствовать себя частью чего-то общего, веселого и беззаботного.

И когда ее глаза наконец-то открылись, первым делом она внимательно присмотрелась к самой себе. Ведь во всем виновата она сама. И уже через неделю после смерти отца Эйвери твердо пообещала себе, что никому и ни за что не позволит снова себя использовать. Так что, забыв обо всех своих прошлых знакомых, она полностью погрузилась в свое горе и стала, как издавна было принято в их семье, поддерживать различные благотворительные организации, связанные с искусством. И иногда даже мечтала о том, что создаст свою собственную благотворительную программу, направленную на поддержку детей, мечтающих посвятить себя искусству.

Эйвери отлепилась от двери и пошла наверх. Ладно, с Маркусом Прайсом хотя бы сразу понятно, чего он хочет. Одну лишь коллекцию Каллена и ничего больше. Нет, он, конечно, может походя сделать ей парочку комплиментов, заставив почувствовать себя живой женщиной с горячей кровью в жилах, вот только дальше этого он не пойдет. Так что она может смело идти ему навстречу, главное — держать глаза широко открытыми, тогда ей точно ничего не грозит.

Маркус остановил взятый напрокат «ягуар» на подъездной дорожке Калленов. Он весь горел в предвкушении нескольких часов в обществе Эйвери Каллен. От нее было весьма непросто добиться желаемого, но в конечном итоге он свое получил, и это главное. Да и провести весь вечер в ее компании — одно удовольствие. Эта холодная спокойная красавица больше всего напоминала ему ледяную принцессу. Ледяную принцессу, готовую вот-вот растаять.

Вот только женщину, открывшую ему дверь, у него просто язык не поворачивался назвать холодной, и от такой внезапной перемены Маркус почувствовал, как его обдало жаром. Завернутая — другого слова он просто не сумел подобрать, чтобы описать то, как на ней держалось платье, — в красный шелк, Эйвери собрала светлые волосы в высокую прическу, ярко накрасила губы в тон платью и ничем не походила на ту холодную ранимую женщину в джинсах и футболке, которую он встретил сегодня в саду.

На пару секунд Маркус замер, пораженный этой ослепительной красотой, пробудившей в нем волну желания.

— Отлично выглядишь.

— Спасибо. Ты тоже неплохо смотришься.

— Тогда пойдем, — сказал Маркус, предлагая ей руку.

— И куда мы идем? — поинтересовалась Эйвери, изящно опираясь на него.

И Маркус с готовностью назвал ресторан, который она точно должна была одобрить.

— Хорошо, а то я там уже давненько не была, — кивнула она.

Обычно, чтобы попасть в этот ресторан с уединенными кабинками и превосходной кухней, нужно было бронировать столики на много дней вперед, вот только Маркус не зря учился в лучших школах и колледжах Бостона и успел обзавестись нужными знакомствами. Так что стоило ему позвонить бывшему соседу по комнате в колледже, ставшему видным финансовым деятелем в Лондоне, как двери ресторана легко и непринужденно раскрылись перед ним.

Галантно усадив Эйвери в машину, Маркус сел за руль.

— А ты точно уверен, что левостороннее движение тебя не смущает?

— Но сюда-то я как-то доехал. А если серьезно, я достаточно часто бываю в Великобритании, так что тебе не стоит волноваться о своей безопасности.

А потом про себя добавил, что волноваться о безопасности на дороге ей не нужно. А вот ужин и уж тем более то, что последует за ужином, если оно, конечно, последует, — это уже совсем другая история. Ведь Маркус уже всем телом чувствовал настойчивую потребность обладать ею, хотя и старался не обращать на это внимания. Однако его тело, и особенно некоторые его части, слишком уж настойчиво напоминали о себе. И теперь, сидя рядом с ней в машине, Маркус чувствовал ее тончайший цветочный аромат и гадал, окажется ли она такой же сладкой и на вкус. Но, сжав пальцы на руле, он заставил себя выбросить все ненужные мысли из головы. У него еще будет куча времени подумать о том, какие чувства у него вызывает Эйвери, а сейчас ему нужно просто добиться того, чтобы она согласилась на дальнейшие переговоры. Так что он не позволит обычному физическому влечению встать на пути у самой важной сделки за всю его жизнь.

Они на удивление быстро добрались до ресторана, и Маркус вышел из машины, чтобы помочь выбраться Эйвери, а заодно чтобы насладиться видом ее прекрасных стройных ножек, обутых в серебряные босоножки на высоченном каблуке, от которых у него сразу же разыгралось воображение. И Маркус еще раз отметил ее практически неземную красоту.

Когда они вошли в ресторан, головы всех присутствующих сразу же повернулись в их сторону, а метрдотель поприветствовал их обоих по именам. Хотя чего он, собственно, удивляется? Ведь он уже успел узнать, что, хоть Эйвери и росла скромной девочкой в Калифорнии, это не отменяло того, что вся ее жизнь была пропитана роскошью и привилегиями, а последние годы она жила не только в Лос-Анджелесе, но и в Лондоне. Во всяком случае, так было до смерти ее отца, после которой она резко изменила свои привычки и не показывалась на публике несколько месяцев, до этого самого момента. И теперь, видя, как к ним поворачиваются все посетители, и слыша легкий шепоток, Маркус вдруг почувствовал острое желание защитить Эйвери.