Эмма Ричмонд - Сейчас или никогда

— Время — враг влюбленных, — буркнул Арден. — Мне непременно надо было присутствовать на очень важном для меня аукционе; я боялся опоздать, иначе неминуемо проворонил бы чрезвычайно выгодную сделку. А в результате — год отчаяния и тоски.

— Но ведь ты мог поговорить со мной, все объяснить, а вместо этого грубо заявил, что не можешь позволить себе выслушивать детские глупости.

— Я так сказал?

— Да.

Лицо Ардена скривилось в болезненной гримасе.

— Мда… не очень-то тактично.

— Не могу не согласиться. Ты вообще обращался со мной как с малолетней дурочкой, не способной на какие-либо серьезные решения, мои заботы ровным счетом ничего для тебя не значили. А для меня все это было очень важно, Арден, поверь мне. Я всю жизнь стремилась стать личностью, чтобы ко мне относились с уважением… Меня безумно унижало, когда мои идеи отвергались с ходу, как абсолютно не имеющие смысла.

— Ну, уж такого я никогда не говорил.

— Но ты ведь даже не обсуждал их со мной, не давал мне возможности что-либо объяснить! Почему? — Голос Роан предательски дрогнул. — Скажи, почему ты не желал ко мне прислушаться?

— Я… я не знаю, — признался Арден. — Ну, наверное…

— Просто ты считал меня этаким капризным ребенком и ждал, что если топнешь ногой, то я притихну и буду беспрекословно тебя слушаться, подстраиваться под твои планы, ибо мои «глупости» в твоих глазах не стоили и выеденного яйца. Ты упорно отказывался видеть во мне самостоятельную женщину.

— Да нет же, Роан, нет! Неужели ты думаешь, что я принимал тебя за пустышку?

— Не за пустышку, конечно, а за нечто… декоративное, — не могла не упрекнуть его Роан. — А я, представь себе, ненавижу подобных женщин!

Арден расплылся в довольной улыбке.

— Вот тут я не могу с тобой не согласиться. Полностью поддерживаю твое мнение.

— Знаю.

— Я считал, что ты слишком многое на себя берешь, что замахнулась на кусок пирога, который тебе не откусить. Я очень хотел, чтобы ты была рядом, и никак не мог понять, почему бы тебе не открыть такой же салон здесь, в Америке. На своей родине я не последний человек, у меня обширные связи в деловых кругах, я бы мог тебе помочь…

— Да не хотела я, чтобы ты мне помогал! — воскликнула Роан. — Ты так ничего и не понял! Я должна была справиться сама со своими трудностями. Сама! Мне было необходимо почувствовать себя человеком, способным бороться и выйти победителем! Я должна была рассчитывать на собственные силы, а ты бы с непринужденной легкостью одержал надо мной верх, — продолжила она уже более спокойным тоном. — У тебя гораздо больше опыта, энергии, ты стал бы вносить поправки, предлагать что-то более конструктивное — и в два счета мое маленькое предприятие перестало бы быть моим. Без сомнений, у тебя все получилось бы гораздо лучше, но эта мысль была мне ненавистна. Я не могла справиться с собой, Арден, честное слово, не могла.

— Но почему ты ничего мне не сказала? Это же было проще всего.

— Я пыталась, и не один раз, но у нас с тобой как-то не выходило серьезно поговорить и обсудить планы. — Глаза Роан снова заволокла грустная дымка. — Мы никак не могли найти общий язык. Ты хотел только одного…

— …любить тебя, — вставил Арден.

— Однако поступал ты совсем иначе! Не могла же я вычислить, что ты обо мне думаешь! Я чувствовала, что попала в ловушку, в клетку, из которой больше не выбраться. В такую же клетку запихивали меня с раннего детства мои родители. Они запрещали мне самостоятельно мыслить, что доставляло им какую-то странную радость. Если бы я по-прежнему соглашалась идти у них на поводу и продолжала оставаться примерной дочерью, мы по-прежнему жили бы с ними в мире и согласии. Но меня так долго заставляли слушаться: ходить по струнке, следить за чистотой одежды, обходить стороной лужи и не играть с детьми из сомнительных семей, дружить с теми, кого выбирали мои родители, и посещать школы, которые казались им наиболее престижными, — что я наконец восстала. И когда показала зубки, меня окружили стеной безмолвного порицания.

После недолгой паузы Роан продолжила, глядя прямо перед собой затуманившимися глазами:

— С самого раннего детства я отличалась какой-то странной красотой и изысканностью манер, поэтому со мной обращались как с очень дорогой куклой — облачали в кружева и выставляли напоказ. Мною хвастались: «Вот какая у нас дочурка!» Мне отказывали только в одном — в естественной потребности быть самой собой.

Я всегда возглавляла лучшую пятерку учеников во всех классах, потому что моими отметками гордились мама и папа, зато в университет мне поступить не позволили, ибо в этом случае мне пришлось бы жить вдали от бдительных родительских очей, а это таило в себе непростительную опасность заиметь собственную точку зрения и завести дружбу с нежелательными людьми, из тех, у кого независимые взгляды на наше общество.

«Там будут наркотики, политические демонстрации, свободомыслие. О нет, наша Роан не должна быть замешана во все это. Ты останешься с папочкой и мамочкой». Вот что они вдалбливали мне в голову каждый Божий день. А я не желала сидеть дома и тихо-мирно стареть, мне нужно было расправить крылья и пуститься в собственный полет!

— Господи! — воскликнул Арден. — И как долго продолжалась такая… кошмарная жизнь?

Роан зябко поежилась.

— Всегда, сколько себя помню. Ох, Арден, — вздохнула она, — в школе я была самой умной, самой красивой — и все меня жутко ненавидели. Одноклассники издевались над моей походкой, манерой разговаривать. Я была любимицей учителей и «маменькиной дочкой». Родители отвозили меня в школу и забирали после занятий. В пять лет это еще приемлемо, но в шестнадцать… Я возненавидела родительскую опеку, я просто задыхалась от нее, а они никак не могли понять, что меня не устраивает. Да и до сих пор не понимают… А потом я вырвалась на свободу, вылетела из их душного гнездышка и сделала попытку расправить крылья.

Недели проходили за неделями, ты все не показывался, и я принялась убеждать себя, что наша… связь была обоюдной ошибкой, о которой нужно забыть, как о дурном сне. А если что-то повторяешь себе сто раз на дню, в конце концов начинаешь свято в это верить. Но вот одна беда — стоило мне войти в твой офис, как я сразу поняла, что никакая это была не ошибка.

— А я над тобой глумился, да?

— Да.

Арден заглянул в ее прозрачные глаза и нежно произнес:

— Сейчас я серьезен, как никогда.

— Я понимаю, — тихо сказала Роан. Увы, теперь поздно…

— Знаешь, когда человек слишком близко сталкивается со смертью, когда она дышит ему в затылок, то он наконец осознает, как глупо попусту терять драгоценное время. Это сильно прочищает мозги.