Анастасия Доронина - Сезон любви

— Клянусь, я говорю правду! — в доказательство своей искренности Вадим даже прижал к груди ладонь. — Просто пришел мой черед удивлять вас, Оленька!

— Считайте, что вам это удалось, — призналась я. — Откуда вы знаете все так хорошо про граммофон? Вы мастер по ремонту проигрывателей?

— Ну, почти, — он снова обласкал меня своей неотразимой улыбкой. — Вообще-то я настройщик, то есть, выражаясь по-вашему, — мастер по ремонту музыкальных проигрывателей. Но мастер я не совсем обычный, обслуживаю только редкие инструменты. Специалистов моего уровня всего трое на всю Москву, Оленька. Вот видите — не хотел хвастаться и все-таки себя похвалил, — засмеялся он.

Обаяние у него было просто сумасшедшее — не поддаться ему было невозможно, точно так же, как было невозможно не следить за движениями его рук, поворотом головы, растворяться в звуке его голоса, особенно когда он произносил мое имя. «Оленька…» Ни один человек в мире не произносил его так, как будто держал в руках драгоценный камень и боялся его уронить или поцарапать…

Мы помолчали, глядя друг другу в глаза, а затем я решилась спросить о том, что меня интересовало больше всего:

— А ваша жена? Нина? Вы сказали, она в больнице… Что-то серьезное?

— Ну в общем да, — сказал он с легким вздохом. — Вам, наверное, странно, что мы с дочкой играли и веселились, когда мама наша в больнице, да? Дело в том, что у нас в семье ожидается радостное событие. Правда, Нина лежит на сохранении, но в целом, я думаю, все обойдется. Мы ждем ребенка. Второго ребенка, сына. То есть, я надеюсь, что это будет именно мальчик.

Галка завозилась на кухонном диванчике — и выползла к нам, моргая заспанными глазами. Улыбаясь, Вадим обнял дочь за плечи. Я встряхнула и растянула на руках его пальто — работа была закончена.

Они поблагодарили и ушли…

Я очень плохо спала ночью — мне все время снились новые знакомые, отец и дочь. Такие похожие, такие веселые, так крепко любящие друг друга. Если бы у меня была такая девочка! А ведь по возрасту Галка вполне могла быть и моей дочерью… Если бы у меня была такая… И такой муж… Вадиму было лет тридцать пять, мне — тридцать, очень подходящее сочетание лет… Но у него — жена! Нина. И эта Нина ждет второго ребенка…

Я отнюдь не принадлежала к влюбчивым натурам. А прошлый, хоть и не большой любовный опыт, казалось бы, должен был и вовсе отбить у меня охоту предаваться невозможным мечтам при первом же взгляде на понравившегося мужчину. Но вот, поди ж ты, — я действительно влюбилась!

Бродила по комнате до полуночи — все валилось из рук. Я слышала только его запах, еле-еле заметный и к утру выветрившийся совершенно.

Только на следующий день решилась убрать на место швейную машинку, ножницы, обрезки ниток. И — чуть с ума не сошла от счастья, когда под чехлом от машинки обнаружила портмоне Вадима! Долго крутила в руках мягкий кожаный бумажник, ласкала его кончиками пальцев — ведь он хранил тепло его рук! И вспомнила, что я сама подняла портмоне и положила его на стол. Оно вывалилось из внутреннего кармана Вадиминого пальто, когда я рассматривала и прикидывала, как половчее зашить прореху…

Прежде чем набрать номер, обозначенный на его визитной карточке, я сделала два глубоких вздоха.

— Оленька? — услышала я обрадованный голос. — Рад вас слышать! Со вчерашнего дня вы не выходите у меня из головы, представьте. Мне кажется, я просто обязан встретиться с вами и как-то особенно отблагодарить за то, что вы нас так выручили!

— Какая ерунда, боже мой. То есть, — поправилась я, — ерундой я называю то, что вы такое значение придаете моей маленькой услуге. А увидеть вас снова буду рада. Тем более, что нам все равно необходимо увидеться — вы забыли у меня портмоне.

— Правда? — выдохнул он. — Похоже, вы просто задались целью выручать меня в трудных ситуациях! Целый день хожу расстроенный, думал, выронил бумажник вчера, когда мы с Галкой в снегу возились… Спасибо преогромнейшее, честное слово! Как мы можем встретиться?

— Приезжайте…

Он приехал, и мы провели прекрасный вечер. Вадим был свободен до утра — была пятница, и Галка на выходных гостила у бабушки. Он расположился в кресле под включенным торшером. Вежливо, но без навязчивости ухаживал за мной, подливая кофе и разливая по моим крошечным хрустальным рюмкам принесенный с собой коньяк. Смотрел на меня, лаская с головы до ног теплыми, немного усталыми глазами.

«Если бы только мог никогда отсюда не уходить», — подумала я.

Потом Вадим сказал мне, что, глядя на меня, он думал о том же самом.

А разговор у нас завязался сразу. Он был из тех редких людей, которые умеют слушать. Я не слишком разговорчива, но в этот вечер рассказала ему о себе все — что живу и всегда жила одна. Что с этим главным врагом моей жизни — одиночеством — давно уже научилась уживаться бок о бок. Но что бывают в моей жизни такие вечера, когда от отчаянья не спасает даже монотонный бубнеж телевизора…

— Только не подумайте, Вадим, что я чувствую себя какой-нибудь особенно несчастной, — спохватилась я, в очередной раз поймав себя на чувстве, что я растворяюсь в его мягких глазах. — Это не так. Я давно уже не плачу в подушку от одиночества. Но понимаете…

— Я вас понимаю, — сказал он. Осторожно поставил рюмку с коньяком на стол, взял мою руку, слегка сжал. — Я понимаю вас, Оленька, может быть, как никто другой. Потому что вовсе не обязательно жить одному, чтобы быть одиноким. Иногда мне кажется, что этот зимний ветер, который дует сейчас под окнами, — бьет мне в спину в любое время года. У меня тоже нет близкого человека, Оленька.

— Как же так? У вас семья…

— Я и Нина, мы оба знаем, что нам никогда уже не склеить того, что когда-то было между нами… Собственно говоря, наш брак был самой большой ошибкой, которую мы оба совершили в своей жизни. Уже через год после свадьбы мы с женой были безнадежно далеки друг от друга. Нас разделяет даже не одна, а много тысяч километров непониманий. Разности вкусов, желаний, взглядов на что бы то ни было — от воспитания детей до того, сколько минут надо варить яйца, чтобы они получились «в мешочек»… Это звучит смешно, я понимаю, но поверьте мне, Оленька, куда как лучше приходить к себе в дом, не согретый ничьим дыханием, кроме вашего, чем день и ночь быть бок о бок с человеком, который тебе чужой. Совершенно чужой…

Я была так поражена, что даже не могла говорить. Кто бы мог подумать, что вот этот красивый мужчина, сидящий передо мной, вот этот любящий отец и наверняка заботливый муж — на самом деле так глубоко несчастен?!

— И все-таки, — выдавила я, — и все-таки вы не можете ощущать свою полную ненужность в этом мире. У вас дочь. И скоро будет мальчик, сын…