Кэтрин Айворс - Дорога в рай

– Зачем?

– Ногу перевязать.

Она снова расстегнула молнию и стала рыться в вещах. Затем вытряхнула все на землю и тут же поспешно засунула обратно трусики. Наконец обнаружила шелковый широкий пояс от платья. Самого платья не было, Лиз в спешке забыла его дома.

– Не жалко? – спросил он про пояс.

Она замотала головой: ей не было жалко – и стала складывать в сумку разбросанные вещи.

– Ты уходишь? – спросил он.

Она молчала.

– Если встретишь какую-нибудь машину… или когда доберешься до телефона… У тебя найдется доллар? Я отдам… – Она усмехнулась. – Я отдам, – повторил он. – Скажи только свой адрес.

– У меня нет адреса.

– Нет адреса? – Он хотел о чем-то спросить, но его слишком беспокоило собственное положение. – Запиши мой телефон.

– У меня нет ручки.

– Нет ручки? Как же ты…

– А я не пишу.

– Моя осталась в пиджаке. Наверное, все сгорело. Тогда запомни наизусть…

– У меня плохая память.

– У такой молодой плохая память?

Лиз затянула молнию на сумке.

– Может, поискать возле машины? – нерешительно спросила она.

– Ручку?

– Да идите вы с вашей ручкой!.. Палку, железяку… что-нибудь!..

Какое-то мгновение он пристально смотрел на нее.

– Будь осторожна, – сказал он. – Может быть, не все сгорело. Там бензин…

Она не слушала. Оглянулась на сумку.

– Если ты боишься, что я…

– Куда тебе!

Вдоль оврага, отделяя его от возделанного поля, рос колючий кустарник. Лиз расцарапала руки, с блузки свисали клочья, но она не думала ни о руках, ни о погибшей блузке. Наконец Лиз вырвалась из цеплявшихся за нее тонких веток и едва удержалась, чтобы не свалиться в овраг. Заглянула вниз: каменистое дно оврага было почти без растительности. То, что осталось от машины, лежало искореженной, бесформенной грудой, из-под которой сочилась радужная жидкость.

Скатиться туда я смогу, подумала Лиз. А подняться как?

Она прошла по верху оврага с полмили и увидела довольно пологий песчаный спуск. Песок был плотный, будто его специально утрамбовали. Лиз начала спускаться, все убыстряя шаг, переходящий в бег, и, не в силах сдержать его, остановилась только в самом низу, споткнувшись о камень.

Она пошла в обратную сторону по дну оврага, глядя под ноги и выискивая что-нибудь, что пригодилось бы жертве наезда для опоры. Но ничего не попадалось. Достигнув места катастрофы, осторожно обошла обгоревшие, с острыми, зазубренными краями обломки металла, битое стекло, еще тлевшую ткань. Она не решалась ворошить это кладбище. Она прошла дальше, и в стороне обнаружила непонятно как попавший сюда отрезок трубы. Он был короткий и едва ли его можно было использовать. Однако Лиз все же вытащила трубу.

Она вернулась той же дорогой, которой спускалась. Мужчина явно обрадовался.

– Если б не твоя сумка, – сказал он, – я подумал бы, что ты ушла совсем…

Он скептически оглядел трубку, но промолчал и стал бинтовать ногу поясом Лиз. Нога сильно распухла, и Лиз вздыхала:

– Плохи дела. Тебе необходим врач, иначе загнешься. А уж ногу точно придется отрезать!..

– Спасибо. У тебя хорошо получается утешать.

– Это ж правда!

– Лучше поищи у себя что-нибудь от боли, – попросил он. – Аспирин, например, у тебя есть?

– Зачем?

– У тебя никогда не болела голова?

– Болела. Когда был грипп.

– Кстати, как тебя зовут?

– Лиз.

– А я Джек.

– Не лучшее имя.

– Мои родители так не считали. А почему «не лучшее»?

– У одного знакомого подонка два имени, и одно из них – Джек.

– Понятно…

Лиз презрительно выпятила губу.

– Что понятно?..

Джек промолчал. Сердить девушку не входило в его планы. Он решил похвалить ее за трубу:

– Коротковата, но лучше, чем ничего. Молодец, что притащила.

– Что теперь? – спросила она.

– Попробуем доковылять.

– Доковылять до чего? – Лиз обратила внимание, что он сказал не «попробую», а «попробуем».

– Хотя бы до телефона. Извини, я уже спрашивал, но ты не ответила. Так найдется у тебя доллар?

– Зачем?

– Хочу, чтобы ты позвонила: пусть за мной пришлют другую машину.

– Другую?

– Да. А что?

– Ничего.

Она не верила, что кто-то пришлет за ним машину. Просто ему надо, чтобы она так думала и не бросала его, потому и сказал про другую машину.

– Попробуем? – Джек вопросительно снизу вверх смотрел на Лиз.

Одной рукой он оперся на трубу, другой – на ее плечо. Труба была чересчур коротка. Лиз ответила:

– Выбрось ее! Держись за меня!

У него не было выхода, и он послушался. Джек старался как можно легче наступать на больную ногу, но при каждом шаге издавал стон, похожий на мычание.

– Да-а… – вздыхала Лиз.

– Думаешь, все-таки придется ампутировать ногу? – несмотря ни на что чувство юмора он сохранил.

Они шли медленно, часто останавливаясь. Джек попросил ее что-нибудь рассказывать:

– Это меня отвлечет.

– А что рассказать?

– Все равно. Что хочешь.

– Про сексуального маньяка можно?

– Можно. Хотя меня это не слишком воодушевит.

– Зато к месту: именно он подвозил меня на черном «мерседесе». – Она искоса взглянула на Джека. – Подозреваю, что этот тип наехал на тебя.

Джек помрачнел. Выслушав, сказал:

– Неприятная история.

– Это у него неприятная история! Я ему все лицо изувечила! А если женат, супруга – вот будет потеха – ему еще добавит!

– Нельзя садиться к кому попало. Тебя этому не учили?

– На нем не написано, что он «кто попало». Они прошли еще немного, и он остановился передохнуть.

– Куда мы идем? – спросила Лиз.

– Здесь должен быть дом повешенного.

– Чей?

– Ничей. Просто этот дом напоминает мне одну картину с таким названием.

– А в нем живет кто-нибудь?

– Раньше жили. Теперь не знаю.

– Может быть, никто? – Она поежилась. Ей не хотелось идти в дом повешенного, даже если он только похож на какую-то картину.

– Если окажется, что там никого нет, будем искать другой. – Он говорил прерывисто, с трудом и ступал все медленнее. Казалось, еще шаг – и он остановится насовсем.

Лиз стало страшно: что она будет делать, если Джек свалится? Она постаралась отогнать эти мысли. В конце концов, кто он такой? Он чужой для нее, она впервые его видит. Они расстанутся и больше никогда не встретятся… Лишь бы сейчас добрести куда-нибудь…

– Ну вот… дошли, – проговорил он.

Лиз подняла голову и увидела дом, огороженный белой деревянной изгородью. Если бы он не говорил про висельника, ей бы все равно стало бы не по себе: это был старый, одинокий дом в окружении старых деревьев. Окна в нем были прорублены где придется или где вздумалось ненормальному хозяину. На окнах ни занавески, ни горшка с цветами – ничего, что свидетельствовало бы о присутствии живого человека.