Мой босс - Дед Мороз (СИ) - Либрем Альма

— Сначала кофе.

— Хорошо, — сдался я. — Сначала кофе. Есть что-нибудь будешь?

— А что ты можешь предложить?

— Кира, ты лентяйка. За все это время ты ничего ни разу не приготовила. Так я могу прийти к выводу, что ты, собственно говоря, и не умеешь.

Девушка в ответ весело рассмеялась.

— На слабо ты меня не возьмешь, — только и ответила она, прежде чем проскользнуть мимо меня и, быстро пробежав через гостиную, скрыться на втором этаже.

Когда Кира спустилась, уже переодевшись в простые домашние джинсы и футболку, в гостиной ее ожидали и кофе, и телевизор. Я тоже избавился от не слишком удобного халата, предпочитая более привычные штаны и рубашку, и девушка, скользнув по мне веселым взглядом, не удержалась от укола:

— Ты так и не научился по-человечески обращаться с утюгом, Исаев. Ничему тебя жизнь не учит.

— На слабо ты меня не возьмешь, — ее словами отозвался я. — С меня еда и кофе, с тебя выглаженная рубашка.

— Мы с тобой не парочка.

— Я тебя удивлю, но все вокруг считают иначе.

— Но это же не меняет реальной сути вещей, — Кира с ногами забралась на диван и взяла чашку с кофе. Потом, покосившись на тарелку, вздохнула и все-таки потянулась к еде. — А ты будешь?

— Я уже, — честно ответил я. — Ты долго переодевалась.

— А сейчас ты, как редкостный извращенец, будешь смотреть, как я ем, — вздохнула Кира. — Поразительно. Ты чокнутый, Назар.

На это сказать мне было нечего. Кира могла обидеться на всякую ерунду, конечно, но сейчас она просто шутила. К тому же, ей нравилось, как я готовлю.

Это не удивительно — трудно было найти человека, который не оценил бы мои кулинарные способности. Меня удивляло скорее то, что она действительно ела. Как нормальный человек, а не как птичка, способная склевать из всего салата только три зернышка киноа, а потом сделать вид, будто страшно сыта и больше в сторону еды даже смотреть не может.

Кира же, решив, очевидно, провести весь день в крайне мирном настроении, устроилась поудобнее и протянула мне пульт от телевизора.

— Включай, — велела она. — Будем смотреть твою гонку. И расскажи мне правила.

Трансляция уже начиналась. Комментатор, не в меру говорливый и до неуместности наглый, громким голосом перечислял спортсменов. Участников — точнее, участниц, гонка была женская, — Кира явно не знала, но с интересом вслушивалась в трескучий говор.

Правила комментатор огласил и без меня. Правда, с тремя ошибками, но Кира ничего не спрашивала и жестом велела замолчать. Она даже забыла о кофе, просто пристроила его на столике, до которого едва дотянулась, и сама доедала свой завтрак, наобум тыкая вилкой в тарелку.

Минут через пять девушка, кажется, заметила мой пристальный взгляд.

— Тебе не нравится, как я ем? — раздраженно поинтересовалась она.

— С чего ты взяла?

— Ну, ты так смотришь, — пожала плечами Кира. — Как будто я делаю что-то не то. Если тебе не нравится, скажи лучше сразу. И не морочь мне голову. И не ломай о меня глаза!

— Все в порядке, — ответил я, отбирая у нее чистую тарелку. — Ты замечательно ешь. Мне нравятся девушки с хорошим аппетитом.

— У многих девушек хороший аппетит, — отметила она, улыбаясь краешком губ. — И, по утверждению Скарлетт О’Хара, нормального мужчину это отпугнуть не может.

Я прищурился.

— Многие девушки не согласны со Скарлетт. А еще они зачастую не читали «Унесенных ветром».

— Я читала.

— Оно и видно, — хмыкнул я.

Кира хотела возмутиться, но почему-то не стала ничего говорить, только придвинулась ко мне поближе и поудобнее устроилась у меня в объятиях. Я собирался вставить несколько слов, но Кира только пнула меня локтем, призывая к тишине.

— Не мешай, — проворчала она, — интересно же. А эта норвежка, почему у нее другого цвета номер?

— Лидер общего зачета, — пояснил я, улыбаясь. — Потому желтый цвет.

— А красный?

— Это лидер зачета этого типа гонок.

Кира хмыкнула и, кажется, окончательно увлеклась просмотром.

Я, даром, что привык не пропускать ни одну трансляцию и знал наперечет каждого участника, сейчас больше думал о девушке, прижимающейся ко мне, чем о биатлонистках. Кира, кажется, чувствовала эту невнимательность, но, к моему огромному удивлению, не возмущалась и даже не стала привлекать к этому внимание, как будто вдруг подумала, что не всегда попытки меня поддразнить — действительно хорошая задача.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Гонка пролетела, казалось, за несколько минут. Было тепло, уютно, и через час с лишним должна была начаться следующая, а я подумал, что лучше б эта трансляция была вечной. Спокойная, тихая, внимательная и не отбрыкивающаяся Кира — это ведь восьмое чудо света.

— Интересно? — спросил я у нее.

— Интересно, — утвердительно кивнула она, выворачиваясь в кольце моих рук так, чтобы смотреть в глаза. — А еще будет?

— Будет.

— Хорошо, — кивнула она. — Это у тебя получилось интересное задание, Исаев. Такие мне нравятся.

— Рад слышать.

Кира хотела то ли сказать что-то еще, то ли просто согласиться, но не успела. Хлопнула дверь, в дом ворвался холод.

— Мы хотели гулять весь день, — донеслось из коридора, — но там такая дубарина, что мы вернулись уже! О, а что это? Я пропустил гонку?

В дверном проеме показался Саша. С красным после мороза носом он казался особенно смешным, но сейчас видеть я друга хотел не больше, чем Витю.

— Да, — скривился я. — Ты пропустил гонку, Сань.

Кира хмыкнула.

— Но вы вернулись вовремя, — сообщила она. — В смысле, еще успеете посмотреть вторую. Ксю, ты же тоже смотришь? Просветите меня, кто все эти люди!

Что-то мне подсказывало, что под «вовремя» Кира имела в виду нисколечко не гонку — скорее эту возникшую между нами духовную близость, которую она почему-то так сильно стремилась поскорее разорвать.

16

Впервые за последние несколько ночей было действительно тепло, и я чувствовала себя прекрасно выспавшейся. Все-таки, в этом домике в небольшой курортной деревеньке топили не то чтобы очень хорошо; частенько я чувствовала себя так, словно и десяти одеял было бы мало. Но сейчас, открыв глаза, даже пожалела, что так быстро выпала из сладкой неги теплого утра.

Спустя секунду, впрочем, я поняла и причину, по которой было так уютно. Причина эта, нагло обняв меня за талию, посапывала рядом.

Я повернулась на другой бок, вздохнула, чувствуя, как рука Назара переместилась мне на спину, а потом и чуть ниже, на ягодицы, поймала его за запястье, возвращая в прежнее положение, и всмотрелась в лицо, задавая себе вопрос, простила его или до сих пор нет. Вообще-то, наверное, да. Конечно, обида за то, что он так подставил меня с Верой Сергеевной, все еще таилась где-то в глубине души, но последствия того, что он наделал, уже как-то померкли. Я смирилась с тем, что потеряла прежнюю работу, убедила себя в том, что легко смогу найти новую, если пробегусь по старым знакомым — вон, и Алекс звал к себе, правда, непонятно пока, на должность кого, — и перестала казнить Назара за его, мягко говоря, опрометчивый поступок.

Во сне он был вполне милым — ни дьявольского блеска в глазах, ни бесовской улыбки на губах, — но все равно оставался тем же Назаром. Я видела несколько фоток его брата и подумала, что их невозможно перепутать даже с закрытыми глазами.

Если выражаться языком кулинарии, то эту сверхострую приправу можно опознать уже по запаху. Назар и весь был какой-то едкий, способный пролезть в любую щель и растворить в кислоте своего отвратного характера самые лучшие человеческие побуждения, но при этом и под кожу проникал очень быстро, и в сердце…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Заноза, а не человек.

— Ты меня рассматриваешь, — прошептал он, даже не открывая глаз. — Я чувствую.

— Тебе показалось, — фыркнула я, не желая признавать очевидное.

— Рассматриваешь.

— Ну, ладно, — пришлось сдаться. — Я, может быть, прицениваюсь, как бы это поудобнее вцепиться тебе ногтями в лицо и лишить тебя глаза. Или двух глаз.