Налини Сингх - Повелитель пустыни

Услышав шорох бумаги, Тарик с удивлением глянул вниз. И увидел чужую руку. Руку, которая мнет в кулаке несчастную бумагу.

Разогнув пальцы, которые он с трудом признал за свои, он постарался разгладить листок на темной поверхности стола, словно это что-то изменит.

Нет, ему никогда уже не насладиться любовью его Джасмин. Он топтал и разбивал ее сердце столько раз, столькими способами, и все-таки она продолжала любить его. Тихое и стойкое мужество женщины. Но последнего удара не простит даже ее великодушная натура.

Нет, она незаменима. Он не сможет жить без половины души, пусть даже она ненавидит его.

— Ты принадлежишь мне, Мина.

Только пустыня услышала его. Только пустыня принесла ему вздох сочувствия на крыльях прохладного вечернего ветра. Только пустыня понимает его одиночество... и решимость.

Все путешествие Джасмин провела у себя в каюте. Она не плакала, она хотела одного: забыть.

Но Тарик не оставлял ее. Каждую ночь он являлся к ней, сильный, исполненный мужской мощи, отказывающийся признавать ее решение. Она ворочалась и ерзала, вся в поту, боролась с ним, но победа каждый раз оставалась за Тариком.

«Ты принадлежишь мне, Мина». — Даже во сне его мужская прямолинейность оставалась при нем.

«Тарик», — шептала она и протягивала руку, чтобы коснуться теплой, влекущей кожи. Только холодную пустоту встречала ее ищущая рука.

Лайнер швартовался в разных портах Среднего Востока, но Джасмин ни разу не сошла на берег, чтобы ее не узнал какой-нибудь случайный встречный. Две недели прошли в добровольной изоляции. Затем корабль сделал незапланированную остановку у берегов небольшого греческого острова, поскольку одному из пассажиров из-за каких-то непредвиденных обстоятельств пришлось прервать круиз. Тогда Джасмин, измученная переживанием потери и бессонницей, выскользнула на берег и не вернулась. Место не хуже любого другого, уныло подумала она. К тому же едва ли ее здесь выследят, даже если Тарик ищет ее, поскольку остановка не предусмотрена маршрутом.

Ей удалось снять комнату в мансарде какого-то дома. В ночь приезда она свернулась калачиком на кровати и больше не могла шевельнуться. Мысли о Тарике преследовали ее днем и ночью; от них у нее темнело в глазах, и груз утраты стал еще тяжелее, чем в тот день, когда она взошла на борт теплохода. Раз за разом последняя стычка прокручивалась у нее в мозгу. Она пыталась найти другой путь, другой выход. Другого не было.

Через неделю Джасмин вытолкала себя на улицу, чтобы справиться с депрессией. Случайно она увидела в какой-то витрине объявление: «Требуется швея». Сделав глубокий вдох, она толкнула дверь и вошла.

В этот вечер, когда она взяла в руки ножницы, ее душевное онемение прошло. Само тело подсказало ей, что она решила жить, а не просто существовать, коль скоро взялась за какое-то дело. И с этой переменой к ней пришли мысли, воспоминания, сердечная боль.

Газет и журналов она избегала, понимая, что если увидит фотографию Тарика с новой женой, то потеряет с таким трудом обретенный контроль над своими чувствами.

Тарик взял кисть и набрал на нее краску густого кремового цвета. Добавить чуть-чуть бледно-розового — и он получит оттенок кожи своей Джасмин. Один мазок — и на холсте появилась грациозная рука. И вот ее образ уже почти завершен, творение краски и чувства. Сжимая зубы от боли, Тарик принялся добавлять детали, благодаря которым Мина была уникальной. Чистейший небесно-голубой цвет больших, всегда невинных глаз. Даже после того, как он обучил Мину таинствам наслаждений, часть ее навеки сохранила невинность.

Его кололо воспоминание о взгляде этих глаз в тех случаях, когда он совершал что-нибудь непростительное. Пусть она не простит его никогда, это неважно. Он не может ее отпустить.

У двери послышался шорох.

— Да?

Все внимание Тарика немедленно переключилось на Хираза.

— Нам удалось найти нескольких пассажиров, которые видели ее на борту после того, как лайнер покинул Средний Восток. — Хираз помолчал и вдруг выговорил: — Не могу поверить, что она снова так поступила с тобой. Отпусти ее.

— Придержи язык! — рявкнул шейх. — Ты мой друг, так что я прощаю тебе твою наглость, но никогда не смей плохо говорить о Мине. Во всем виноват я.

Проще всего было бы обвинить Сару. Но Тарик понимал, что причина случившегося коренится в его яростном стремлении предохранить свое сердце от новых ран. Сара послужила всего лишь катализатором.

Его советник не скрывал скептицизма.

— Ты? Да ты обращался с ней как с принцессой!

— Я сказал ей, что беру вторую жену.

Хираз застыл. Лицо его переменилось так, что карие глаза сделались черными.

— Даже моя Мумтаз вряд ли простила бы мне такую обиду.

— Неважно. Джасмин моя, и я не отпущу ее. — Тарик дотронулся до письма, которое было всегда при нем. — Приготовь самолет. Летим в Грецию. У тебя есть перечень портов, где останавливался лайнер?

Хираз кивнул.

— Там было только две остановки.

Джасмин игнорировала настойчивый стук, пока могла. Но, поскольку стук не прекращался, она отложила шитье и пересекла тесную мансарду, ожидая встретить хозяина дома. Она заплатила сколько нужно. У него нет оснований беспокоить ее.

— Ты!..

Ее колени подогнулись, когда она увидела, чья фигура заслоняла дверной проем. Мужские руки подхватили ее, удерживая от падения. Дверь за мужчиной захлопнулась.

— Отпусти меня.

— Ты упадешь.

— Я уже в порядке.

Джасмин оттолкнула Тарика. К ее удивлению, он безропотно выпустил ее.

Отступив назад, Джасмин подбоченилась и посмотрела Тарику в лицо.

— Ты похудел. — Лицо Тарика потемнело от густой щетины, темные глаза зловеще глядели исподлобья, но Джасмин обеспокоила одежда, висевшая на нем мешком. — Что произошло?

— Ты от меня ушла.

Такого ответа Джасмин не ожидала. Она покачала головой, сделала шаг назад, еще шаг и прижалась спиной к стене.

— Как ты меня нашел?

Тарик не сводил с нее мрачного взгляда.

— Я вначале побывал в Новой Зеландии.

Сердце ее забилось сильнее.

— Ты не говорила, что полностью отвернулась от семьи, когда отправилась ко мне.

Джасмин не отвечала. У нее разрывалось сердце: она настолько небезразлична Тарику, что он дал себе труд пуститься на розыски. Предательский голосок шепнул ей: а может быть, лучше половина Тарика, чем вообще ничего? Она немедленно отбросила опасную мысль. Нет. Нет. Нет!

— Ты выбрала меня, Мина. Ты выбрала меня из всех прочих, выбрала меня во всем мире. Неужто ты думаешь, что я отпущу тебя после того, как ты стала моей?