Марианна Лесли - Рыцарь моего сердца

Патрик Мердок улыбнулся.

— Что ж, меня это не удивляет. Она никогда не относилась ко мне как к инвалиду, никогда не позволяла мне раскисать. Только благодаря ей я стал преуспевающим адвокатом, каким являюсь сейчас. Так что должен сказать, что все не так уж плохо. Мой дом оборудован таким образом, что я могу со всем справляться сам, без посторонней помощи, я езжу на спроектированной специально для таких, как я, машине. Офис тоже специально приспособлен, от клиентов нет отбоя, так что я неплохо себя обеспечиваю. Кроме того, у меня огромная библиотека — обожаю детективы и готику — и большая коллекция музыкальных дисков. Кстати, я большой поклонник вашего таланта, мистер Логан.

— Благодарю вас. — Дерек слегка склонил голову, принимая комплимент.

— Не за что. — Он тихо рассмеялся. — Разумеется, далеко не все удовольствия я могу себе позволить, если вы понимаете, что я имею в виду. — Он бросил взгляд в сторону столика, за которым сидели девушки, чтобы намек был еще яснее.

Дерек недоумевал, зачем Патрик Мердок все это ему рассказывает, но, видимо, причина была, поэтому он внимательно слушал своего собеседника и ждал, когда он сам ее назовет.

— И как давно вы… получили травму? — поинтересовался он.

— О, это произошло еще в детстве, мистер Логан. Несчастный случай. Неудачно нырнул, не рассчитал глубину. Какой только глупости не совершишь, чтобы произвести впечатление на друзей, не так ли?

Дереку показалось, что он сейчас превратится в соляной столб, а его собеседник, словно не замечая его ошеломленного лица, продолжил:

— Кстати, вчера мне в офис нанес визит некий Филип Кавендиш, репортер «Скэндал ньюз». Он вам знаком, мистер Логан?

— К сожалению, да, — выдавил Дерек.

— Крайне неприятный молодой человек, вы со мной согласны? Мне очень не понравились вопросы, которые он мне задавал, поэтому я решил, что пришло время мне поговорить с вами. Не позволите ли угостить вас стаканчиком бургундского?

Когда во второй раз за вечер прозвенел дверной звонок, Оливия поначалу решила не открывать. У Синди свой ключ, а видеться и разговаривать с кем-то посторонним ей совсем не хотелось. Она целый час проплакала, на душе скребли кошки, а настроение было такое, что впору вешаться.

— Кто там? — спросила она, подойдя к двери.

— Это я, Оливия, — послышался голос Дерека. — Открой.

Дрожащими руками Оливия отперла замок и распахнула дверь. Уже по голосу она поняла, что он страшно зол, и один лишь взгляд на его напряженное лицо со сжатыми в тонкую линию губами подтвердил это.

О боже, он все знает! Она опоздала!

Дерек вошел и с силой захлопнул за собой дверь. Оливия отшатнулась, напуганная его разъяренным взглядом. Он был просто вне себя от гнева.

Не говоря ни слова, он проследовал на кухню, выдвинул из-под стола табурет и коротко бросил подошедшей Оливии:

— Сядь, нам надо поговорить.

Оливия подчинилась. Она устало опустилась на стул и, сложив руки на коленях, уставилась на них.

— Я только что встречался с твоим бывшим мужем, Патриком Мердоком, — прорычал он.

Оливия бросила на него короткий взгляд, затем снова опустила глаза.

— А, — прошептала она, — так вот откуда…

— Да, я все знаю и требую объяснений. — Он сжал кулаки так сильно, что побелели костяшки пальцев.

Он не был так зол даже тогда, тринадцать лет назад, когда она сказала, что уезжает учиться.

— Я все объясню, Дерек, — пробормотала она трясущимися губами.

— Да уж, будь так любезна, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — И знаешь, что мне особенно интересно? Почему ты не сказала мне, что я настоящий отец Синди?

11

Сотни раз Оливия мысленно рисовала себе эту картину, представляла, что он скажет, как отреагирует, обрадуется или разозлится, но при этом была уверена, что все это так и останется в ее воображении, потому что она больше никогда не встретится с Дереком Логаном. Но судьба распорядилась иначе — теперь это происходит наяву. И он был зол как тысяча чертей. Казалось, он с трудом сдерживается, чтобы не ударить ее.

Оливия слышала громкий стук собственного сердца. Она облизала пересохшие от волнения губы.

— Дерек, я знаю, что ты мне, скорее всего, не поверишь, но я много раз порывалась сказать тебе. Я даже несколько раз пыталась написать тебе, но так и не решилась, подумав, что это будет выглядеть глупо… но я правда собиралась…

— Долго же ты собиралась. Целых тринадцать лет.

Оливия сглотнула.

— Ладно, допустим, все эти годы ты не могла или не хотела сказать мне, потому что я был далеко и ты полагала, что мы больше никогда не увидимся. Но сейчас, когда я здесь, в Грейт-Стоке? Почему ты молчала даже после того, как мы решили снова быть вместе? Ты вообще никогда не собиралась мне сказать, да?

— Нет, Дерек, я собиралась… после приема… все тебе рассказать, клянусь!

— После приема? Черт побери, Оливия! — Он стукнул кулаком по столу, и она вздрогнула. — Я уже месяц живу в твоем доме, мы занимаемся любовью, ты говоришь, что любишь меня… и продолжаешь скрывать, что Синди моя дочь! Как это объяснить? Или все твои заверения в любви ложь?

— Нет, Дерек! Как ты можешь?! — с упреком воскликнула Оливия. — Я никогда в жизни не любила никого, кроме тебя!

— Тогда почему? Считала меня недостойным носить звание отца из-за моего рода занятий? Или из-за этого обвинения? Но ведь ты всегда утверждала…

— Остановись, прошу тебя, Дерек, и выслушай меня. Я попытаюсь объяснить, рассказать с самого начала, если ты готов выслушать меня.

— Валяй, — бросил он. — И начни с того дня тринадцать лет назад, когда ты сказала, что получить образование для тебя важнее, чем остаться со мной. С того дня, когда ты бросила меня.

— Я никогда не хотела бросать тебя, и один Господь знает, чего мне это стоило. Я сделала это только потому, что любила тебя. Я любила тебя больше жизни, Дерек. Пожалуйста, пойми! — взмолилась Оливия.

— Так сильно любила, что бросила, — саркастически бросил он. — Чего ж тут не понять?

Оливия продолжила, не обращая внимания на его язвительный выпад. Она понимала, как ему сейчас тяжело, больно и обидно.

— Дерек, выйти за тебя замуж, быть всегда рядом с тобой, любить тебя, родить от тебя детей было пределом моих желаний, и мне не нужно было ничего другого. Но нам было всего по восемнадцать, мы только окончили школу, у нас не было образования, не было работы. А я, несмотря на то что была еще молодой и глупой, понимала, что ты не хочешь повторить судьбу своего отца, который день-деньской вкалывал на заводе и не мог как следует обеспечить свою семью. Я ведь знала, как ты мечтаешь о карьере музыканта, о том, чтобы жить другой жизнью, чтобы иметь все, что только пожелаешь. Если бы мы тогда поженились, тебе бы пришлось пожертвовать своими мечтами, чтобы обеспечить семью. — У нее на глазах заблестели слезы. — Я боялась стать тебе обузой, не хотела быть препятствием на пути к твоей мечте, неужели ты этого не понимаешь? — Она взглянула на него, но его лицо оставалось холодным и непроницаемым.