Ребекка Уинтерз - Поздние цветы

— До этого еще далеко. Когда ты должна быть завтра на работе?

— Ровно к девяти и до двух. Расписание на месяц, потому что у меня в этом семестре нет занятий.

— Тебе нравится твоя работа?

— Нормально. Но я планирую уйти после Нового года и вернуться в колледж. — Единственная хорошая новость, почерпнутая из их разговора. — Спасибо, тетя Мишель, что ты поговорила со мной, — сонно пробормотала она.

— Я только что собиралась сказать тебе тоже самое. Спокойной ночи, солнышко.

— Спокойной.

С пульсирующей болью в сердце Мишель повернулась на другой бок и стала слушать удары прилива о берег. Она забылась на несколько минут. Но ничто не могло прогнать боль.

— Мишель?

Она услышала, как произнесли ее имя. Подумала, что это Линетт хочет еще что-то сказать, и повернулась к ней.

— Мишель… Проснись.

До нее вдруг дошло, что это мужской голос. Она открыла глаза и обнаружила Зака, сидевшего на корточках рядом с ней. Он приложил палец к ее губам, чтобы она не вскрикнула от неожиданности. Навалившийся густой туман не позволял точно определить время.

— Я только что вернулся с прогулки. Ты не запишешь мое давление? Если есть какие-нибудь сюрпризы, я хочу знать о них раньше, чем отправлюсь утром к доктору.

Сейчас уже утро?

Она поднялась. Зак откинул одеяло и помог ей встать. В сонном состоянии ей казалось совершенно естественным, что его рука лежит у нее на затылке.

Они вошли в его спальню, и он беззвучно закрыл дверь.

— Садись на кровать, и мы начнем, — прошептала она, словно во сне доставая тонометр для измерения давления.

Он снял тренировочную майку и бросил на дальний край постели.

К тому времени, когда она тщательно осмотрела его, Мишель совершенно проснулась и пришла в ужас. Надо срочно отсюда уходить.

— Насколько я могу судить, ты точно новенький, — дрожащим голосом сообщила она.

— Какое облегчение. — Он положил руки ей на бедра и поставил ее между своих ног, обтянутых тренировочными штанами. — Сейчас я хочу услышать новость, которую жду.

Он притянул ее так близко к себе, что ей пришлось положить руки ему на плечи, чтобы не упасть на него.

— О какой новости ты говоришь?

Она старалась не глядеть на него.

— Не играй со мной. — Его руки напряглись. — Мы оба взрослые. Я дал тебе время поразмышлять над моим предложением. Что ты ответишь?

— Откуда ты знаешь, что получится, если я соглашусь? — пробормотала она.

— Двенадцать часов назад мы обнимали друг друга в этой постели. — Лицо у него помрачнело. — Если бы не зазвонил телефон, ничто бы не разорвало наших объятий.

— Ты не прав, Зак.

Она попыталась высвободиться, но куда ей мериться с ним силой!

— Это только в моем воображении ты целовала меня и слезы текли у тебя по щекам? — ледяным голосом спросил он.

— Нет. Конечно, нет. Я пыталась утешить тебя единственным известным мне способом.

— Ты имеешь в виду — так, как ты привыкла делать, когда я был обиженным ребенком?

— Да.

— А твои поцелуи, когда мы танцевали? — настаивал он. — Если ты не помнишь, позволь мне освежить твою память.

С сокрушающей силой его рот впился в ее губы. В движениях никакой неуверенности. Он откинулся назад на постель и уложил ее на себя. От буйства его поцелуев у нее перехватило дыхание. Его объятия буквально сковали ее.

— Зак… — выдохнула она.

И все. Больше она ничего не могла сделать. Теперь она лежала под ним. Его мощные ноги подчинили ее.

— Я всегда хотел тебя. И ты хочешь меня, — страстно бормотал он.

Медленно, неотвратимо долгие, глубокие, чувственные поцелуи вытягивали из нее ответные. Она больше не могла сопротивляться.

Мишель не представляла, сколько прошло времени прежде, чем они сплелись в опьяняющем экстазе. Опыт жизни не приготовил ее для такого обжигающего желания.

— Я люблю тебя, дорогая. — Его руки запутались в ее шелковистых волосах. Прерывистое дыхание и его губы скользили по лицу. Это вызывало у нее такую лихорадочную жажду, какую только он мог удовлетворить. Полные страсти зеленые глаза смотрели прямо в ее фиалковые. — Ты самое красивое создание в моей жизни. И всегда была. Мы предназначены друг для друга.

Каждая часть его существа взывала к ней. Она должна остановить это, пока дело не зашло слишком далеко.

— Зак… — Она подняла руки к его лицу, чтобы остановить новые поцелуи. — Несколько дней назад мне начало казаться — все правильно. Но…

— Никаких «но»! — в ярости перебил он ее. — Ведь ты не посмеешь сказать мне, будто все изменилось. И лишь потому, что я внезапно обнаружил — у меня есть настоящий отец.

— Если хочешь, можешь отрицать. — Она в отчаянии мотала головой. — Но все изменилось. Только ты этого еще не знаешь.

— А ты знаешь?

Губы неприязненно скривились.

— Да! — воскликнула она. — Отец попросил тебя, как только будет готов паспорт, лететь с ним в Грецию. Отец, который любит сына, строит планы. Ему не терпится показать тебя всем! Он хочет представить тебя семье, своим друзьям, — она прерывисто втянула воздух. — Ты встретишься со своими родственниками.

— Своими родственниками? — В глазах Зака появился опасный блеск. — Я думал, что живу среди своих родственников с того момента, как моя сестра вышла замуж за твоего брата.

Она попыталась сесть, но его грудь не давала ей пошевелиться.

— Я не то имела в виду. Ты неправильно понял.

— Так объясни мне.

— Пока ты будешь там, — запинаясь, начала Мишель, — возможно, ты встретишь молодую женщину, она взволнует тебя.

— Я постоянно встречаю интересных женщин разного возраста здесь, в Карлсбаде. — Глаза потемнели, в них не осталось ничего зеленого. — Какое это имеет отношение к делу?

— Ты намеренно не хочешь понять, что я имею в виду. Женщины, которых ты встретишь там, получат одобрение твоего отца.

— Меня больше интересует одобрение Грэхема. Что еще у тебя на уме?

— Ты лишаешь себя шанса взять то, что приготовила для тебя жизнь. У тебя не должно быть сковывающего багажа, если ты решишь… если ты захочешь… переехать на Восток.

Она испытала легкое потрясение. Потому что он вскочил и встал над ней, глядя с таким холодным выражением, что Мишель даже испугалась.

— Кто внушил тебе идиотскую идею, будто я когда-нибудь уеду из Калифорнии?

Она пыталась встать, и наконец это ей удалось с другой стороны кровати.

— Если бы ты захотел уехать, Зак, это было бы вполне объяснимо. Твоя семья…

— Моя семья здесь, — прорычал он.

— Я понимаю. Но у тебя есть другая семья, в Нью-Йорке. Тебе только двадцать восемь. Твой отец еще молодой. У вас у обоих впереди годы жизни для того, чтобы узнать друг друга.