Мамин сибиряк - Юлия Резник

сложенную салфетку. Конечно, мы обе понимали, о чем я. Но мама права – сейчас было не время копаться в моих детских обидах. И даже хорошо, что она нашла способ, как сгладить эти углы. Мне хватало других волнений.

– Да, платье потрясающее. Это все Олег… Оно таких денег стоит!

Мама подошла ближе. Распрямила бретели, которые по задумке дизайнера сползали с моих плеч к локтям. Глаза ее влажно поблескивали, но она сдерживалась. Упорно. Упрямо. Как всю свою жизнь.

– Он любит тебя.

– Думаешь?

– Вижу! Как смотрит. Как слушает. Как держит за руку – будто ты у него одна на всем свете.

– Мам, ты сейчас рискуешь показаться романтичной.

– Это возраст. – Мама фыркнула, часто заморгав. – С возрастом сердце становится как консервная банка. Стоит чуть приоткрыть – и все, пошло-поехало.

Мы рассмеялись. Я – еще всхлипывая, она – как будто бы с облегчением. Взгляд зацепился за собственное отражение в зеркале. Нет, я не превратилась в кого-то другого. Это по-прежнему была я. С чуть дрожащими пальцами, с сомнением в глазах, с обидами, застрявшими где-то глубоко под ребрами. Но теперь я была не одна. Со мной была мама. И где-то… я надеюсь, что на подъезде, был Олег.

Только я об этом подумала, как в глубине квартиры оглушительно хлопнула дверь. Брови мамы взметнулись вверх. Мы переглянулись и бросились на звук набирающего обороты скандала.

– Ну, вот кто?! Кто тебя просил лезть, мама?! – бушевал Мамин. – Мне что, по-твоему, пять лет? Думаешь, я сам бы не разобрался?!

– Тебе едва не предъявили обвинение в нанесении тяжких телесных!

– Не предъявили бы!

– Потому что это не ты отмудохал посольского сыночка?

– Конечно. И это подтвердили семь человек.

– Семь человек из твоей команды. Не слишком-то надежные свидетели.

– Какая разница?! Ко мне у следствия нет вопросов?! Нет! Ты могла не приезжать и просто меня не позорить?! Мне тридцать пять лет! А ты «сыночка-присыночка». Тьфу ты!

– Да если бы не я, ты бы опоздал на собственную свадьбу!

– Черт! Мама… Любаша, милая, ты готова? Нам надо ехать.

Олег стремительно вышел в коридор, где мы с ним столкнулись нос к носу.

– Вау… Люба… Просто… Вау, блин.

– Не заговаривай мне зубы!

– Да я же от чистого сердца, малышка. Ты просто невероятная.

– Я на взводе!

– Зря. Я же сказал – ничего у них против меня нет.

– Родители Жени – влиятельные люди. И если он уверен, что это ты ему переломал ноги…

– Он может быть уверен в чем угодно. Мы тоже не пальцем деланые. Все! Закрыли тему. Ты готова? Нас уже наверняка заждались.

Заглянув мне за спину, Олег кивнул моей притихшей матери, хулигански улыбнулся и потащил меня за собой.

– Степа! Николай Емельянович, выдвигаемся! Мам…

Светлана Васильевна выплыла в коридор. Я так боялась, что она обвинит меня в проблемах Олега. И попытается расстроить наш брак. Но на удивление ее отношение ко мне ничуть не ухудшилось. Даже напротив, стало как будто лучше. Но я все равно по привычке ждала подвоха.

– Ой, Любочка, какая же ты у нас красавица! – вполне правдоподобно восхитилась моя свекровь.

– Просто шик, – согласился с ней Николай Емельянович, выходя вместе со Степкой из его комнаты, где они резались в приставку в ожидании выезда. Неделю назад Пивоваров расписался с моей матерью, чтобы на законных, так сказать, основаниях отвести меня к алтарю. На пальце мамы красовался совершенно неприличных размеров камень. Я могла только представить, как подгорало у деревенских кумушек, когда те его видели. И злорадно потирала руки. Так вам, жабы! Знай наших.

Сжав покрепче мою ладошку, Олег уверенной рукой направил нас к выходу. Расселись мы по машинам, по традиции украшенным цветами и лентами. Господи, как это было волнительно! Но это волнение, граничащее с легким ужасом, я бы ни на что другое не променяла. Благодаря ему я так остро чувствовала этот момент… Мне, может, впервые верилось, что это моя реальность! Что все будет хорошо. Потому что с тех пор, как я узнала об избиении Жени, моя жизнь превратилась в ожидание приговора. Я же с самого начала все понимала, да… Но зачем-то делала вид, что не замечаю сбитых костяшек на руках Мамина. Не задавала вопросов. Вообще никак не отсвечивала. Со священным ужасом глядя на единственного в своем роде мужчину, моего, понимаете, блин, мужчину, который с такой звериной жестокостью бросился защищать мою честь. Ни разу ни в чем меня не упрекнув. Мне проще было делать вид, что я ни о чем не догадываюсь, чем разыгрывать осуждение. Может, я дошла до какой-то точки, не знаю, но у меня его совершенно не было. И Женю мне было совсем не жаль. Волновалась я лишь об одном – чтобы сделанное никак не навредило моему Мамину. Я бы просто не вынесла, если бы он пострадал.

– Олег…

– М-м-м?

– Все правда хорошо? Ты не врешь?

– Конечно, нет. У меня стопроцентное алиби. Я и был вне подозрений, а тут еще мать подключила тяжелую артиллерию. – Олежка сделал жест рука-лицо. И простонал: – Бля, какое же позорище…

Я хихикнула. Олежкина мама – это что-то. Ее объявление и теперь нам аукалось. Женщин, желающих выйти замуж за самого Олега Мамина, было хоть отбавляй. Они писали ему в соцсети. Писали гадости мне… А когда мы с Олегом закрыли свои профили, стали наяривать на официальный аккаунт команды. И ничуть их не смущало то, что он сделал мне предложение. Слово «кринж» заиграло новыми красками.

Я хихикнула. Олег скосил на меня строгий взгляд, который, правда, очень быстро сменился… голодным.

– Пипец, какая ты красивая, Люб.

– Хоть и не блондинка, – подколола я Мамина. Олег рыкнул, обнял меня за плечи, едва не стащив фату вместе со скальпом. Парикмахер очень постаралась надежно ту зафиксировать, так что снять ее можно было исключительно так.

– Ай!

– Прости. Иди сюда…

– Ну уж нет. Ты испортишь мне макияж, – строго заметила я. – Держи от меня свои руки подальше.

– Вот, значит, как? – оскалился Мамин. – Ну, погоди, я до тебя доберусь.

Стоит ли говорить, что мне было скорее волнительно, чем страшно?

То ли дело, когда мы вошли в загс! Олег очень старался сократить список приглашенных, но их один черт набралось под