Фрида Митчелл Митчелл - Испытай меня

— Джейн…

— Но я люблю детей, и мне нравится работать с ними. Поэтому я решила не позволять больше прошлому властвовать надо мной, — поспешно сказала она, не желая слушать слова утешения: это было бы для нее невыносимо.

— Ты справишься, Джейн. — Что-то в его голосе заставило ее невольно поднять голову; лицо Фернана было бледным, на скулах играли желваки. — Я знаю: ты очень мужественная.

— Нет, не очень, — грустно сказала она. — По крайней мере, не всегда.

И уж во всяком случае, не с тобой, — подумала Джейн. Я никогда не буду храброй с тобой… Мысль о том, что она видит Фернана в последний раз, неожиданно пронзила ее ужасом, и, очевидно, этот ужас каким-то образом отразился на лице. Как бы то ни было, Фернан внезапно потянулся к ней, перегнувшись через подлокотник шезлонга.

— Худшее позади. Ты уже победила своих демонов, Джейн, — сказал он, обнимая ее за плечи. — Ну почему бы не дать себе побольше времени, повозиться здесь с близнецами подольше, пока ты не освоишься с этой мыслью? Нора будет рада…

— Нет, я не могу!

И тогда он поцеловал ее. Джейн не надеялась, что ей еще когда-нибудь удастся почувствовать вкус его губ. Это было так неожиданно и так упоительно, что она невольно застонала.

— Останься, ведь ты хочешь остаться! — выдохнул Фернан, наконец оторвавшись от нее и глядя ей в лицо затуманенными глазами. — Ты же знаешь: едва я касаюсь тебя, мы оба горим в огне.

— Да, я знаю, — беспомощно прошептала она.

— Тогда оставайся! — потребовал он. — Оставайся во Франции.

Ей безумно хотелось подчиниться, согласиться на все, что он предложит, но она молчала.

— Нам будет хорошо, Джейн, — хрипло произнес Фернан, — поверь мне. Когда я возьму тебя, это будет так, словно ты у меня первая — и я у тебя первый! Мне кажется, род человеческий исчезнет и на Земле останемся только мы с тобой…

— Не надо, Фернан…

Но ее протест утонул в глубоком поцелуе.

— Ты видишь? — Он оторвался от ее губ и снова заглянул в ее пылающее лицо. — Ты видишь, чего лишаешь нас обоих? А ведь это ничто по сравнению с тем, что будет, когда мы останемся одни и вся ночь будет принадлежать нам! Я хочу трогать тебя, целовать тебя, ощущать каждый сантиметр твоего тела… Хочу унести тебя в мир, где останавливается время, где есть только чувства и наслаждение.

Джейн поняла, что он действительно хочет ее. Это была не жалость, как она думала вначале, а настоящее влечение — страстное и необузданное. И самое поразительное — шрамы на ее теле для Фернана ничего не значили, теперь она это знала, но…

— Но ты меня не любишь!

Эти слова вырвались у Джейн непроизвольно, она просто подумала вслух. Однако было поздно жалеть об этом, и она слегка отодвинулась, чтобы видеть его лицо.

— Любовь — это иллюзия, Джейн, если не считать кучки избранных, — нахмурился Фернан. — То, что нас с тобой связывает, более значимо, более реально — это влечение наших тел…

— Любовь — не иллюзия, Фернан, — твердо сказала она.

Джейн понимала, что, произнося эти слова, ставит точку в их отношениях, но иначе поступить не могла. Ведь если она согласится со всем, что он говорит, то немедленно превратится в безмозглую марионетку, которую он будет использовать по мере пробуждения своего сексуального аппетита. Так что в самом деле пора со всем этим кончать, и чем скорее — тем лучше.

— Я знаю это, потому что люблю тебя, — сказала Джейн безжизненным голосом, поражаясь, что отважилась на такое признание, лишь бы он оставил ее в покое и не мучил.

Фернан замер на мгновение, которое показалось ей вечностью, потом покачал головой.

— Ты ошибаешься, Джейн. Путаешь физическое желание с чем-то другим — с тем, что выдумали чудаки и поэты и чего не существует для большинства из нас.

— Мне бы тоже хотелось так думать, Фернан. — Она медленно поднялась с шезлонга и посмотрела на него сверху вниз; сердце ее истекало кровью. — Было бы просто прекрасно поверить тебе, но я знаю, что это неправда. Не спрашивай меня, откуда я знаю, что люблю тебя, и почему я люблю тебя. Я все равно не смогу ответить. Это где-то здесь, глубоко внутри; это так же естественно для меня, как дыхание.

— Но ты ведь когда-то думала, что любишь Фреда. — Фернан тоже встал, голос его звучал резко и недобро. — Ты даже собиралась выйти за него замуж.

— Это совсем другое! Фред был нечестен со мной, и я в нем обманулась. Я была глупа! — Этот разговор убивал Джейн. — Но сейчас все не так. Наверное, мне необходимо было столкнуться с фальшью, чтобы распознать настоящее чувство. Ты — не Фред, ты всегда был честен — ужасно честен! — так что у меня, по крайней мере, нет иллюзий. Я знаю, что ты не в силах ответить на мою любовь, и именно поэтому я не могу больше оставаться здесь. Прости, Фернан, ты ни в чем не виноват… и никто не виноват. Просто я не могу.

— Ты сбегаешь…

— Нет! — Джейн откинула голову и взглянула на него в упор. — Нет, не сбегаю. Я уезжаю, а это совсем другое. Я не собиралась тебе все это объяснять, но ты…

— Я подтолкнул тебя к этому, — мрачно заметил он.

— Впрочем, возможно, оно и к лучшему. — Она опустила глаза, шелковистые волосы упали на побледневшее лицо. — Пусть между нами не будет никаких недоговоренностей. Пойми, если я уеду сейчас, мы оба сможем сохранить достоинство. А если останусь… если останусь, то превращусь в одну из женщин, которых всегда презирала, — в игрушку, марионетку, вся жизнь которой сводится к ожиданию, что ей позвонят и пригласят в постель.

— Это было бы совсем не так! — Фернан нетерпеливо убрал волосы со лба. — Мы могли бы стать близкими друзьями. Это был бы не только секс…

— Я не могу быть твоим другом, Фернан! — Джейн почувствовала, что почти кричит, и понизила голос, сжимая кулаки от волнения. — Неужели ты не понимаешь?! Мне нужно нечто большее, гораздо большее! Я знаю, что в конце концов стала бы для тебя обузой. Ты начал бы меня ненавидеть, и, возможно, я бы начала ненавидеть тебя — так же сильно, как люблю сейчас. — Джейн не могла сдержать слезы, но продолжала говорить, преодолевая боль и обиду, стараясь заставить его понять: — Ты мне нужен весь, целиком. Мне нужно быть твоим другом, любовницей, матерью твоих детей — всем!

Фернан казался совершенно потрясенным. Его лицо было не просто бледным — оно приобрело какой-то сероватым оттенок. Джейн никогда не видела его таким, но у нее не было времени на размышления, она торопилась закончить:

— Поверь, я прекрасно знаю, что твое сердце похоронено вместе с Иветт. Ты ждал всего этого от нее, но она оставила тебя…

Джейн не могла больше говорить: ее душили рыдания. Внезапно она повернулась и побежала — так быстро, словно от этого зависела ее жизнь, — вдоль бассейна, через сад в сторону старинного дома.