Алана Инош - Дочери Лалады. (Книга 3). Навь и Явь

– Матушка, принимай невестку… Это Свемега, хочу её женой сделать.

Совсем взрослым стал Смолко – в росте догнал и обогнал мать, раздался в плечах, а передние пряди чёрной гривы заплетал в косички и связывал сзади. В человеческом облике он носил кожаные портки и чуни с голенными обвязками, а могутное, мускулистое туловище ничем не прикрывал. Хотя он был всего на пару вёсен старше Светланки, но смотрелся уже почти зрелым мужчиной, особенно со стороны широкой, сильной спины.

– Откуда невесту взял? – кратко осведомилась Невзора.

– С Кукушкиных болот, матушка, – ответил сын.

Цветанка не так уж и врала, когда в войну рассказывала навиям в городе о многочисленном семействе Марушиных псов, проживавшем у этих болот. Там и вправду жила большая стая, возглавляемая старой волчицей. От лесного домика до тех мест было далече – с добрую сотню вёрст.

– И где думаете жить молодой семьёй? В Стаю пойдёшь или с нами останешься? – Невзора разломила пирожок, половинку дала будущей невестке.

– Я так думаю, матушка: останемся со Свемегой тут, – сказал Смолко, поглядывая на избранницу с молодой, хмельной негой. – Родятся у нас детки, а там, глядишь, вскоре и Люта соберётся… Бывал я в Стае – есть там хорошие парни. Думаю, подыщет там себе сестрица жениха достойного. Его тоже к себе возьмём – опять семья детками пополнится. Вот так у нас и своя стая будет, а ты, матушка, вожаком станешь.

– А что невеста думает? С нами жить согласна? – Невзора бросила пытливый взгляд из-под нависших бровей на девушку.

Светловолосая Свемега раздвинула малиновые губы в улыбке, приоткрывая белые, остренькие клыки.

– Согласна я, матушка. Люб мне Смолко, я с ним хоть на краю света жить стала бы.

– Ну, тогда выкуп собирать надобно, – молвила женщина-оборотень. – Таков обычай.

Выкуп надлежало отдать мясом, звериными шкурами либо прочим ценным добром, какое семья невесты пожелает получить. Дабы не идти в гости с пустыми руками, Смолко с Невзорой отправились на охоту, а невеста осталась дома. Заметив чуни, которые Люта вышивала, она сказала:

– Я тоже такие делать умею. Давай, помогать стану.

– Отчего ж не помочь, давай, – подумав, согласилась та. – Матушка несколько пар сшила, они своей очереди на украшение ждут. Бери иглу и нитки да садись.

Девушки вместе уселись под навесом и принялись за работу, а Светланка взялась за своё дело. Устроившись у оконца, она вязала крючком кружевные ожерелья, вплетая в узор бусинки из кусочков янтаря.

– Я с вами в гости на Кукушкины болота пойду, – пояснила она. – У меня свой подарочек. Семья Свемеги довольна останется.

К ночи Невзора со Смолко вернулись – уморившиеся, но с добычей. Матёрый кабан, размером почти со взрослого Марушиного пса, был привязан к длинной жерди за ноги, клыки белели изогнутыми саблями. Как такого сто вёрст тащить?

Развернула Светланка на траве ковёр, из льна да волокон крапивы тканый. Раскинулось серо-зеленоватое полотнище, с виду тонкое, на ощупь – колюче-шероховатое, а крылась в нём чудесная подъёмная сила. Свернула Светланка в узелок свои подарки, пригласила:

– Садитесь все на ковёр и добычу свою кладите. Отнесёт он нас на Кукушкины болота – глазом не успеем моргнуть.

Кабанью тушу уложили на солому, чтоб полотнище кровью не запятнать. Места ещё довольно осталось, и все разместились сидя, а Светланка встала у переднего края. Свемега боязливо жалась к Смолко, ждала чуда с почти детским восторгом, а Невзора с Цветанкой, уже пару раз летавшие на чудесном ковре, сидели спокойно. Вот затрепетали края полотнища, словно ветром подхваченные, и оторвался ковёр от травы. Ощутив подъём, Свемега вскрикнула, и Светланка обернулась:

– Не робей, сестрица.

Зашелестел лес, приветствуя волшебство юной колдуньи. Реяли на ветру зелёные складки платья Светланки, взметнулись чёрные космы Смолко и Невзоры, а древесные стволы скользили мимо, словно прыгая им за спину: будто не ковёр нёс их вместе с тушей, а лес мчался. Чтоб не вилять меж деревьев, подняла Светланка полотнище над их макушками, и внизу замелькало зелёное море. Ширь небес сама рвалась в объятия, ветер с залихватским свистом облизывал прохладой виски, и незаметно глотал полёт версту за верстой. По солнцу – и часа не прошло, а ковёр-самолёт мягко опустился на заросшую кукушкиным льном полянку.

Кукушкины болота – прохладные, богатые клюквой края. Обильно росли здесь мхи, а за сосновыми и берёзовыми стволами ютилась чёрная мгла. Блестели в бархатном покрове тины и ряски водяные оконца, отражая в себе лес, как в зеркале. «Ко-ак, ко-а-ак», – скрипуче разносилось в округе. Жутковатое, колдовское место.

На сухой рёлке [34] среди старых сосен раскинулось селение. Состояло оно из шатров, покрытых оленьими шкурами и войлоком, меж которыми спокойно, неторопливо расхаживали жители и бегали их детишки. Оборотни-мужчины в человеческом облике носили кожаные штаны, а туловище оставляли неприкрытым, женщины покрывали тела шкурками, а особые умелицы-щеголихи сооружали себе наряды из птичьих перьев. К гостям сразу подбежала кучка любознательных ребят, обступив кабанью тушу; мужчины поглядывали на чужаков настороженно-враждебно, женщины молча прятали глаза.

– Свемега! Что за гости с тобою?

К ним приблизился светловолосый оборотень, приземистый, с бочкообразной широкой грудью, плоским лицом и серыми, хитровато прищуренными глазами.

– Отец, это родные моего жениха, Смолко, – ответила девушка.

Оборотень поклонился Светланке.

– Здрава будь, кудесница.

Похоже, её здесь знали и уважали. Вскоре подошла мать и братья – все светлой масти, кто с серыми глазами, кто с грязновато-зелёными. Мать куталась в накидку из бурых совиных перьев, у отца на груди висели бусы из звериных клыков. Познакомились, и гостей пригласили в шатёр. Пол в жилище был устлан шкурами, и только посередине оставался кусочек непокрытой земли, на которой располагался очаг. Вдоль стенок стояли деревянные лежанки и сиденья, сделанные без единого гвоздя и покрытые сплетёнными из соломы ковриками. Свет проникал сквозь дымовое отверстие и откинутый полог.

– Значит, наша дочь выбрала себе в мужья молочного брата лесной кудесницы, – проговорила мать, когда все расселись вокруг чёрного, потухшего очага, обложенного камнями. – Для нас сие лестно. Много добра кудесница сделала и лесу, и нашему народу.