Дороти Уильямс - Всем сердцем

— Кто это — Пуш?

— Игрушечный панда. Как только мне исполнилось шестнадцать, я ушла из дома и устроилась в отель уборщицей, поскольку там предоставляли жилье. Я влюбилась в своего шефа. Ему было больше пятидесяти лет, он был вдовцом и имел трех дочерей, — продолжала Эрика. — Он итальянец. Для меня он был скорее отцом, чем любовником. Это он привил мне любовь к кулинарии и определил меня на курсы, позволив жить в своем доме, пока я сама не встала на ноги. Два года назад он умер, и я продолжаю навещать его дочерей, — грустно закончила свой рассказ Эрика.

— Ты рассказывала им об аварии?

Она покачала головой.

— Почему?

— Не хотела волновать их.

— Ты больше не встречалась с родителями?

— Нет.

— Надо же, какая Мисс Независимость.

— Да. А ты? — Похоже, у них началась игра в вопросы и ответы.

Мартин грустно улыбнулся:

— Мама умерла, когда мне было десять лет, а брат и сестра были еще младше.

— Она была полька?

— Да, очень красивая, с темными волосами…

— Ты ездишь в Польшу?

— Конечно. У меня там много родственников.

— И ты знаешь польский язык?

— А как же!

— А отец?

— Он умер, когда мне было двадцать три года. Он тоже был физиком. От него я унаследовал любовь к науке.

— И над чем ты сейчас работаешь?

— Над предупреждением схода снежных лавин.

— И что, получается?

— Надеюсь.

— Прекрасно. Теперь у меня будет возможность кое-что почитать по этой теме, и мы сможем вести с тобой научные беседы.

Мартин засмеялся, потом вдруг посерьезнел и тихо сказал:

— Я не хочу вести с тобой интеллектуальные беседы, Эрика.

Она замерла, чувствуя, как ее бросило в жар, потом в холод, и поставила на столик чашку с кофе, чтобы не расплескать.

— Чего же ты хочешь?

— Тебя.

Эрика посмотрела ему в глаза и с трудом проговорила:

— Тогда почему же мы…

— Потому что, стоит мне коснуться тебя, я потеряю всякий контроль над собой. А мне необходимо сохранять благоразумие, ради Шарлотты. Если бы нас было только двое, все могло обернуться иначе, — мы имели бы право совершать ошибки. Ты мне уже давно нравишься, Эрика, но любовная интрижка — не выход, хотя мы и женаты. Шарлотте необходима стабильная семья. Только как добиться стабильности, когда не знаешь о чувствах своей… жены? Когда она не может оправиться от неудачного романа?

— Мы с Робертом не были любовниками, — поспешно возразила Эрика.

— Да?! Но все же ты страдала из-за его исчезновения! И ты еще полностью не оправилась после аварии. А близость может сыграть злую шутку с нашими гормонами. Поэтому я должен был выжидать, а это не в моем характере, Эрика. Я должен был выжидать, когда ты полностью выздоровеешь, сможешь совершенно осознанно принять решение.

— Я вполне могу принять решение.

— Не перебивай. Мне не легко все это говорить, но я должен. Ты не знаешь меня. С тех пор, как мы поженились, я перестал быть искренним с тобой. Ты мне всегда нравилась, еще с Румынии, и когда мы встречались в Фолкстоне. Я решил, что из всех знакомых женщин мне будет легко жить именно с тобой. У тебя есть чувство юмора, ты очаровательная, добрая и симпатичная. Я так хотел, чтобы ты была со мной! Но тогда ты была с Робертом.

А потом эта авария… ты выглядела такой потерянной и испуганной. Совсем не походила на себя прежнюю. После женитьбы выяснилось вдобавок, что мое присутствие нервирует тебя, и я не понимал, в чем дело. После моего возвращения из Штатов ты стала еще более нервной, и тогда мне пришло в голову, что ты встречаешься с Робертом и жалеешь о своем замужестве.

— Ты не прав.

— И я обнаружил, — продолжал он тем же мягким, серьезным тоном, — что мои чувства к тебе изменились. Мне хотелось обнять тебя, успокоить, но я понятия не имел, что ты чувствуешь, как воспримешь мою ласку. Я боролся со своими чувствами… А ты словно специально дразнила меня, расхаживая по дому в одном халатике…

— Это потому, что твоя ванная комната не была закончена, — не совсем удачно возразила Эрика. — И я решила, что будет удобнее приводить себя в порядок после вашего с Шарлоттой ухода. — Под его взглядом Эрика замолчала и нервно уставилась на свои руки.

— Но это возбуждало меня. А тут эти постоянные звонки Лесли и Патрика, да еще Роберт… Потом ты помяла машину, я обнял тогда тебя и понял, что дольше так продолжаться не может.

— Тогда ты чуть не поцеловал меня, — тихо заметила Эрика.

— Да.

— Почему же все-таки не поцеловал?

— Потому что прошло слишком мало времени. Мне было очень нелегко, Эрика, ты даже не представляешь.

— И ты решил избегать меня?

— Да. Мы жили под одной крышей, спали в нескольких шагах друг от друга, а мне хотелось, чтобы ты спала в моей постели. Мне было невыносимо видеть твои страдания, но я не мог обуздать свою ревность.

— Но ты мог все объяснить…

— Не мог. Я не мог идти напролом из-за Шарлотты.

Эрика судорожно вздохнула и отважилась взглянуть на Мартина. Он не спускал с нее глаз.

— Потом ты опоздала за Шарлоттой в школу и пришла домой вымокшая до нитки и вся больная. И я был уверен, что ты задержалась из-за свидания с Робертом, забыла обо всем на свете в его объятиях… 

— А тут еще этот злосчастный званый обед, — прошептала Эрика.

— Да. Я был просто вне себя от гнева и ненавидел тебя за ту боль, что ты мне причиняла. И в то же время я сильно желал тебя. И когда я поцеловал тебя на кухне…

Эрика с трудом сглотнула и призналась:

— Я тоже тянулась к тебе. Мне хотелось, чтобы ты обнял меня, успокоил…

— Это правда?

— Да. Я была такой одинокой все это время. Мне и сейчас хочется, чтобы ты обнял меня, — почти выдохнула Эрика.

— Смею сказать, что у меня было много женщин до тебя, но к ним я не испытывал ничего подобного, — задумчиво продолжал Мартин. — С тобой все иначе. Совсем иначе. Может быть, дело в твоей хрупкости, в том, как ты иногда смотришь на меня… Что бы там ни было, мы не можем дальше жить так, как жили.

— Да, — согласилась Эрика.

— И я решил, что мне надо уехать и все обдумать, ради Шарлотты. Я не мог, сломя голову, давать волю чувствам. Надо было учитывать твою ранимость и все тщательно взвесить. Я ненавижу расчет, когда дело касается чувств, но ради Шарлотты я не мог быть эгоистом и ставить свои чувства превыше всего. Ты понимаешь?

— Да.

— Мне всегда удавалось контролировать свои эмоции, — продолжал Мартин.

— Да.

— Но, живя день за днем под одной крышей…

— Я понимаю. — Неужели последнее слово за ней? Если ответить «да»… — А Люси?