Алана Инош - Дочери Лалады. (Книга 3). Навь и Явь

– Тут тебе народ кланяться велел, Заинька. Вон, подарков нанесли! Возьми себе хоть часть – мне одной столько не съесть.

– Кушай, кушай, голубка, и ни о чём не тужи, – улыбнулась Цветанка. – Со мной не пропадёшь.

А Невзору тем временем потянуло на сладкое, хотя прежде она его не жаловала. Цветанка с ног сбилась, добывая для неё мёд. Навии оказались большими сладкоежками, и во всей округе душистого липового золота было днём с огнём не сыскать – всё изъяли, всё высосали. С горем пополам Цветанка купила туесок в какой-то далёкой деревушке, отдав связку из дюжины шкурок чернобурки. А чтобы добыть этих чернобурок, ей пришлось бегать по лесам целую седмицу.

– Дочка будет, это точно, – сказала женщина-оборотень, с довольным видом взвешивая на руках драгоценный туесок. – А ежели б солонинки хотелось – это к сыночку.

Выбившаяся из сил Цветанка без чувств упала на лавку.

Разыскивать Ойхерда и сообщать ему, что он станет отцом, Невзора даже не думала. Она уже получила то, что хотела, а дочку прекрасно вырастила бы и сама – так она говорила Цветанке. Воровка и не сомневалась. С одного взгляда на эту суровую волчицу становилось понятно: никто ей не нужен, она сильна и самодостаточна. Её любовь росла одинокой сосной на неприступной скале – никому не подобраться, не срубить.

Казалось, зимней тьме не будет скончания – так и останется лес спать в морозной стыни, под белой холодной периной снега, и никогда не проглянет солнце, не растопит льда, не оденет землю в зелёное платье. Ан нет: однажды утром (так Цветанка определяла то время суток, когда ночная чернота начинала редеть, становясь серой мглой) стало определённо светлее. Кинув тревожный взор в небо, воровка поморщилась от рези в глазах: непроглядные тучи словно разодрала огромная когтистая лапа, оставив яркие, светло-синие полосы в косматом, густом облачном пологе.

Расползался покров туч лоскутами, как ветхая тряпица, всё шире сияла небесная просинь. Таяли ошмётки серой завесы, как грязные сугробы под лучами весеннего солнышка, и хоть глазам оборотней становилось невыносимо смотреть на это торжество света, но на сердце у Цветанки ворохнулось белой птицей радостное предчувствие. К вечеру небо над домиком расчистилось полностью, и настала такая зеркальная, такая свежая и тихая ясность, какой уже не помнили эти леса… Закат малиново догорал отблеском далёкой кровопролитной битвы, а на хрустальном небосклоне проступили нежные, ласковые и кроткие звёзды.

Ночью Цветанка помчалась в город на разведку. В груди звенела тонкая, пронзительная струнка, а в городе шёл бой. Высокие, светлые и грозные кошки-воительницы в сияющих доспехах громили псов-навиев яркими, словно белые молоньицы, клинками, и падали псы, усеивая телами кривые улочки. Чёрными сугробами лежали груды трупов, превращающихся в грязную жижу и оставляющих после себя только пустые латы…

Упала раненая кошка: вражеская стрела торчала из бедра. Красивая, ясноглазая, кудри белым льном вились из-под золочёного шелома… Встретившись с её полным суровой муки взглядом, вздрогнула Цветанка всем сердцем. Звякнула, порвалась струнка, что пела победную песню в груди, и воровка без раздумий кинулась к раненой, оттащила её из гущи боя в тихий закоулок. Из раны на нечистый городской снег капали бруснично-алые капельки.

– Поди прочь, Марушин пёс, – проскрежетала белыми зубами кошка.

– А ты не злись, – спокойно отвечала воровка. – Не враг я тебе. Дай, стрелу выну.

Дёрнула Цветанка – древко вышло, а наконечник остался в теле. Кошка зашипела сквозь стиснутые клыки.

– Ну, ничего, сейчас выковырнем, – не сдавалась Цветанка.

Достав засапожник, она принялась копаться острием в ране, и кошка зарычала, кусая губы в кровь. На глубине в полпальца нож скрежетнул обо что-то твёрдое, и Цветанка радостно вскричала:

– Попался, голубчик! Потерпи, кошка, сейчас достану.

Она просунула пальцы в развороченную рану, нащупывая наконечник и помогая себе клинком. Тёплая кровь сочилась всё новыми ручейками, плоть расходилась лоскутками, мягкая и податливая. Наконечник вышел вместе с кусочком мяса, и Цветанка с кошкой вскрикнули одновременно: воровка – торжествующе, а воительница с Белых гор – от боли.

– Вот он, зараза такая, – засмеялась Цветанка, поднося на ладони окровавленный наконечник к лицу кошки.

– Навье оружие, – простонала та. – Мне не жить.

– Да ладно, кто от такой раны помирал-то? – Цветанка своим поясом перетянула ногу ратницы, и кровь остановилась.

– Ежели б простое железо – то пустяки… А это не сталь, это хмарь твёрдая, от неё спасенья нет. – Воительница откинулась на снег, принимая в мертвеющие, широко раскрытые глаза небесную синь светлой ночи.

Её мучила жажда, и Цветанка бросилась на поиски воды. Её саму пару раз чуть не подстрелили, но страха не было. Перепрыгивая через трупы, свежие и уже разложившиеся в жижу, воровка добежала до ручья, пробила лёд и наполнила баклажку, после чего сразу же кинулась в обратный путь.

– Марушин пёс! – послышалось позади. – А ну, стой!

Цветанка и не думала повиноваться окрику. До раненой оставалось всего несколько прыжков…

– Стоять!

Придавленная к ледяной корке тяжестью двух кошек в доспехах, Цветанка прохрипела:

– Да я вашей же сестре воду несу! Она стрелой ранена!

Кто бы её слушал… Над воровкой уже взвился смертоносный белогорский клинок, как вдруг занёсшую его руку перехватила другая рука.

– Не надо. Этот пострелёнок наконечник мне из раны вынул и кровь остановил.

Это подопечная Цветанки смогла-таки подняться на ноги и остановить карающий меч. Лунная белизна заливала её лицо, а вокруг глаз уже залегли мертвенные тени, но кошка терпела боль и преодолевала слабость. Её соратницы изумлённо отступили:

– Правда, что ли?

– Правда, правда, – устало молвила кошка. – Дышать тяжко. Мне б отвара яснень-травы сейчас… Да нигде уж не достать его.

Цветанка извернулась на спине волчком и вскочила, отряхнулась.

– Как это – не достать? Ещё как можно достать! У меня есть!

Кошки непонимающе уставились на неё.

– Погоди… Откуда у Марушиного пса яснень-трава?

– А, долго рассказывать! – махнула рукой Цветанка, улыбаясь во все клыки. – У меня дома на чердаке три сундука травой набиты. Ежели вам она нужна, могу отдать.