Жена Волха - Ирина Фарова

— Отцу будешь сообщать?

— Уже сообщил. За Эмой приглядят на новом месте жительства.

— Все равно мне это не нравится.

— Что не нравится? — спросила я, с трудом открывая глаза.

— Я же говорил, что очухается, — сказал Влад.

— Что случилось? — я попыталась сесть.

— Немного отравилась.

— Голова кружится.

— Так лежи и отдыхай, — сказал Влад. Тимошка ушел из кабинета. Я лежала пррямо на полу. Рядом лежала волчица. Вид у нее был болезненный. Волк лежал рядом с ней, одновременно касаясь меня. Влад сидел на диване, заложив руки за голову. Выглядел он невозмутимым.

— Чего случилось?

— Похоже ты Эме не понравилась. Хорошо, что пирог сгорел.

— Давно я сплю?

— Вторые сутки.

Я повернулась на бок. Положила ладонь на живот. Вроде все было нормально. Ребенок был жив. Только я с трудом чувствовала ее зверя.

— Почему она это сделала?

— Побоялась, что я отберу дом. А ведь хотел ей оставить.

— И в итоге ты ее выгнал?

— Да. И еще мягко поступил.

— Но ты выглядишь довольным, — сказала я.

— Так ты пришла в себя. Все закончилось нормально. Для переживаний нет причин.

— Ты мне начинаешь нравиться все меньше и меньше, — сказала я Владу.

— А ты мне нравишься больше, — сказал он.

— Ты не отравился?

— Немного надышался. Но тебе больше досталось.

Вся ситуация была дурной, неправильно. А еще был разговор, который мы не закончили. И я себя тогда вела как-то странно.

— Представляешь, если наша девочка будет с дурным характером. Будет с нами спорить. Ругаться. На чем-то настаивать. И это будет не проявление силы, а просто такой характер.

— Она сильная. Знаешь откуда я это знаю?

— Откуда?

— Она жива, — ответил Влад.

Я смотрела на него и понимала, что меня так раздражало. Он вел себя развязанно. Прошла та стать и сдержанность. Когда мы жили в домике, то я видела спокойного мужчину, который никак не реагировал на мои дерзости, а сейчас он был другим. Более живым и непривычным для меня. А еще меня злило его отношение к женщинам. И ко мне. Что я ему была нужна как мать для детей. И Эму мне было жаль.

Влад слез с дивана. Сел рядом со мной. Провел ладонью по моим волосам. Я напряглась, но промолчала. Волчица недовольно рыкнула в его сторону.

— У них все проще, — сказал Влад. — Почувствовали друг друга и живут вместе. Волчат воспитывают. У нас сложнее. Надо привыкать друг к другу. Мириться с характером, привычками. Это сложно.

— Я перестала тебя понимать.

— Почему?

— С одной стороны ты такой хороший, а с другой — непонятный.

— Есть такое понятие, как медовый месяц. Небольшое время, когда все хорошо. Но дальше, когда мы сталкиваемся с проблемами, то все хорошее уходит.

— А что получается?

— Мы показываем, то что обычно скрывали.

— Я вроде это проходила, но все равно оказалась к этому не готова.

— К тому, что мир не крутиться вокруг тебя? Наташ, в домике мне надо было тебя приручить. А сейчас нужно вернуть в общество. Думал, что поможет Эма, но не получилось. Придется самим справляться.

Я вздохнула. Закрыла глаза. Все-таки мне было приятны его прикосновения. Волчица все равно продолжала недовольно фырчать, но я на нее не обращала внимание.

— Она на тебя злиться.

— Недовольная тем, что я тебя не защитил, — ответил Влад.

— Ты не мог.

— Мог.

— Тогда что? Специально подставил?

Он не ответил. Пришлось поворачиваться к нему, чтоб уточнить.

— Опять проверка?

— Скорее решение сразу нескольких вопросов, — ответил Влад.

— Это подло.

— Нет. Выгодно.

— Даже спорить не буду. Но таким жестоким быть нельзя.

— А говорила, что спорить не будешь, — он улыбнулся. В комнате начало темнеть. — Ты помнишь про правила приличия? Завтра надо будет сходить на один вечер. И придется купить приталенное платье. Не морщи нос. Знаю, что это тяжело и неудобно, но нужно будет пройти в нем.

— Хорошо. Она начала оживать, — сказала я, чувствуя, что внутри становится спокойнее. — И я начинаю тебя даже прощать.

— Еще бы ты меня не простила, — хмыкнул Влад.

И вновь все было как до нашего отъезда. Мы сидели в комнате, которая медленно погружалась в темноту. Я начала оживать. Силы возвращались. Только при этом не хотелось шевелиться.

— Влад, ты жестокий человек?

— Нет. Иначе Эму отдал бы под суд. И не стал бы обучать тебя терпению. Запер бы в какой-нибудь глуши и использовал, заставляя рожать детей. Но я тебя ввожу в общество, вожусь с тобой и не работаю. Ты все еще считаешь меня жестокими?

— Все так плохо? — зевнула я. — Мне опять хочется спать.

— Спи. Завтра будет сложный день. Все что нам нужно было сделать за несколько дней, придется делать за один.

— Но ты в этом виноват.

— Виноват, — ответил он. Лег рядом. Обнял меня. Я вздохнула. Прижалась к нему, уткнувшись носом в рубашку. От него пахло чем-то диким, жутковатым и притягательным. И что-то было в этом, чтоб просто лежать на полу.

— Я больше на тебя не злюсь. Наверное, ты был прав. Но больше так не рискуй. Пожалуйста, — попросила я. Он не ответил. Только прижал меня к себе крепче.

Доверять. Нужно было научиться ему доверять. Вроде бы до этого я этому научилась, а оказалось, что все равно не верила и боялась, что меня ждет какой-то подвох. Доверять. И что это значит? Что он может не объяснять, но звать вперед, а мне молча идти за ним? Положить руку в его ладонь и не задавать лишних вопросов, потому что у него есть какой-то план действий? Знать, что у нас все основано на расчете и притяжение, но при этом хотеть большего?

Злость. Я хотела именно любви и чувств. И когда готовила завтрак на следующий день, то как раз думала об этом. Злость. Из рук валится сковородка. С грохотом падает на пол, но я ее лишь поднимаю и не думаю оглянуться на дверь в ожидание появления недовольного мужа, который бы начал меня ругать за неуклюжесть. Но я все равно злилась. Злилась, как никогда раньше.

Сегодня надо было идти за платьем. Купить нормальные туфли. Нужно было быть милой и послушной. Я должна была быть той, за которую не будет стыдно. Я должна была быть…

— Чего случилось? — спросил Тимошка.

— Схожу с ума, — ответила я. Улыбнулась вытирая слезы.

— На сумасшедшую ты не похожа. Поругалась с Владом?

— Нет. Все нормально. Просто эмоции бьют через край. И Влад куда-то уехал.

— Ему нужно работать. Генрих уже злиться начинает. А