Пленница. Родишь мне ребёнка - Алиса Ковалевская

цвели вдоль дорожки, по которой мы ехали, ещё несколько прямо возле дома и скамеек. Почему-то вспомнила сказку «Красавица и чудовище». Только вот сюжет у неё совсем другой, да и я красавицей себя никогда не считала.

Остановив внедорожник, охранник вышел и открыл заднюю дверцу с моей стороны. Молча приказал выйти.

— Вы не сможете меня здесь держать, — сказала, одарив его гневным взглядом. — Меня искать будут.

— Это ты скажешь не мне, — он приглашающим жестом показал на дом.

Деваться мне было некуда. Я прошла по выложенной каменной плиткой дорожке и перед тем, как зайти, обернулась. Вдоль всей ограды были розы. Высокие, они росли на выступающем парапете и, как я догадалась только теперь, служили живой изгородью. Мне вновь стало не по себе. Вдоль позвоночника пробежал холодок, стало слишком душно.

— Захар Владимирович любит розы, — сказал охранник, перехватив мой взгляд. — Это у него от отца.

Ничего не ответив, я вошла в дом. В отличие от улицы, тут было прохладно. Пахло нагретым деревом и совсем немного — цветами. Я шла вверх по лестнице, а ощущение складывалось, что поднимаюсь на эшафот.

— И долго мне ждать вашего хозяина? — спросила я, поняв, что Вячеслав собирается запереть меня в комнате.

— Сколько нужно, столько и будете ждать.

Он закрыл дверь. Запер меня на ключ, и я осталась стоять, глядя в пустоту с чувством, что, если сделаю хотя бы шаг, рассыплюсь. Коснулась кольца и посмотрела на руку. Секунда, две…

— Будь ты проклят, — шепнула и принялась стягивать кольцо.

Оно не поддавалось, как будто намертво приклеилось, но я всё-таки сняла его.

— Подонок, — кинула, не глядя.

По комнате пронёсся металлический звон, потом снова стало тихо. Я сглотнула. Сжала руку в кулак и поднесла к груди. Осмотрелась — маленькая комната без лишних деталей. Кровать и комод, вот и вся мебель. На комоде металлический поднос с несколькими бутылками простой воды и… роза.

Лучше бы там дохлая гадюка лежала! Хотелось в душ. На миг прикрыла глаза. Темнота вернула в гостиничный номер, щёки вспыхнули, а дыхание сбилось — такими реалистичными были воспоминания. Пальцы, впивающиеся в бёдра, грубые толчки и тяжёлое дыхание над ухом. Губы пересохли мгновенно, и я прижала к себе руки в попытке успокоиться, только сердце так и продолжало колотиться, а из окна, напротив которого я стояла, была видна живая изгородь — высокие, усеянные мощными шипами стебли и их алые, как кровь, верхушки — бутоны.

***

Уже начало смеркаться, а я так и сидела на постели, глядя на тающие в сумерках цветы. Отрицание сменилось отчаянием. Я стучала в дверь, орала до сипоты, но всё было напрасно. Постепенно наступало осознание — человек, которому принадлежит такой дом, может всё. И сделать так, чтобы я исчезла, он тоже может.

Услышала, как открывается замок, и подскочила.

Захар вошёл в комнату и смерил меня взглядом. Оценивающим и до ужаса равнодушным.

— Зачем я вам? — спросила с ходу. — Что вам от меня нужно?

— Ребёнок.

— Что? — переспросила, в очередной раз сбитая с толку. — Какой ещё ребёнок? У меня нет детей. Да и если бы были…

И тут до меня дошло, что он имеет в виду.

— Я не собираюсь рожать вам детей. Найдите себе суррогатную мать и делайте, что хотите. При чём тут я?!

— Ты похожа на мою жену.

Я закашлялась. Голова наполнилась пустотой, комната покачнулась, и я схватилась за край комода. Виски неистово заболели.

— На вашу жену? Да вы псих просто!

— Возможно. Но это не меняет того, что ты родишь мне сына. И пока ты не забеременеешь, я буду трахать тебя.

— А ваша жена об этом знает?! Она не против?! Да она…

Он подошёл и резко сжал мой подбородок.

— Она не против, — сказал тихо и убрал руку.

Я попятилась от него.

— Вы оба психи, — прошептала, глядя в его холодные глаза. — Ненормальные. Она знает, что я здесь?! Где она?! Я хочу с ней поговорить!

— Я тоже, — на лице не дрогнул ни один мускул. — Только это вряд ли.

— Почему?! — уловила в собственном голосе истеричные нотки.

— Она умерла, Вика.

***

Что комната не заперта, поняла я не сразу. Постучала в дверь, не особо-то надеясь, что кто-то откроет, а потом просто нажала на ручку. Вышла и осмотрелась — никого.

Дом казался безлюдным, для полноты картины не хватало только толстого слоя пыли на столике у окна и раме висящей над ним картины. Но пыли не было, да и что Захар где-то неподалёку я знала точно.

Есть хотелось до обморока. За весь день я выпила только чашку кофе. Отличный день рождения, ничего не скажешь. И подарок тоже отличный. Сегодня мне двадцать шесть, меня продали человеку, который хочет, чтобы я родила ему ребёнка. И сделал это мой собственный муж.

С этими невесёлыми мыслями я спустилась на первый этаж. Если думать логически, кухня должна была быть где-то тут. Только стоило ли доверять логике?

— Ты вовремя.

Я вздрогнула и повернулась. Захар стоял метрах в десяти — там, где света почти не было. Только когда он прошёл вперёд, я смогла различить черты его лица.

— В смысле вовремя?

— Я собираюсь ужинать. Если хочешь есть, можешь поужинать со мной.

— А если не хочу?

— Тогда будешь ждать до завтрака.

— Вы не поняли, Захар. Если я не хочу ужинать с вами, — сделала акцент на последнем слове. — Что тогда?

— Тогда будешь ждать до завтрака, — повторил он прежним отчуждённым тоном и исчез в темноте.

Я стояла, придерживаясь за перила лестницы и боролась с желанием обхватить себя руками — так вдруг стало холодно. Последние две ступеньки прошла, не отдавая себе отчёта, что делаю. Было ясно одно — я должна бежать. Главное, как-то связаться с Ромкой. Брат вытащит меня во что бы то ни стало.

Кухня оказалась за лестницей. Я ожидала увидеть прислугу, но Захар был один.

— Что встала? Бери тарелку и садись.

Вы живёте один?

— Тебе какая разница?

— Никакой.

Открыв шкафчик, где, как я предполагала, должна была стоять посуда, наткнулась на специи. В другом стояли непонятные пузырьки. Услышала, как Захар открыл бутылку и обернулась. Он налил в огромный бокал красное вино. Бокал был один.

— Где посуда? — спросила, так и не дождавшись от этого психопата ни слова.

— На месте.

— А где это место? — несмотря на страх, раздражение всё усиливалось. И злость тоже.

Но стоило Захару резануть меня взглядом, по телу опять пробежал холод. В его серых глазах не было ни намёка на эмоции. Не ответив,