Сара Вуд - Невинная грешница

В то время он так терзался чувством вины, что вряд ли смог бы все это пережить, не будь у него работы, которая занимала вес время. Многие отвергали его в прошлом. Он не знал, как вести себя в таких случаях, поэтому вычеркнул из сознания предательство матери и всего себя отдавал работе, а годы текли как сквозь пальцы вода.

Теперь, когда Гарри был мертв, Лоркан надеялся, что сумеет привлечь ее на свою сторону. Не зря же он грыз науку на юридическом факультете!

В этот день был полный штиль. Море блестело как зеркало. Благодатная тишина зависла над изумрудными холмами и соломенными крышами деревянных домов.

Он уже дома.

Волшебное старинное графство на атлантическом побережье Ирландии неотступно наполняло болью его сновидения. Сколько раз он просыпался с пустотой и ноющей тоской в сердце! И вот его мечты сбылись.

Блаженная улыбка смягчила резкие черты сухощавого лица Лоркана. Он любил эти края с упоением, которое ему приходилось скрывать от себя с тех пор, как в возрасте двадцати лет он оказался вынужден покинуть имение. Теперь его ничто не сможет заставить уехать отсюда. Он останется здесь до конца жизни.

У почтового отделения, занимавшего часть дома миссис О’Трейди, Лоркан заметил группу о чем-то судачивших людей. Он снизил скорость и с удивлением заметил, что у него дрожат руки. Это от усталости, решил он.

— День добрый, миссис О’Трейди, дамы, — глухо произнес он.

Узнав его, они разинули рты от удивления.

Лоркан улыбнулся. Конечно, его всегда узнавали по выгоревшим на солнце волосам, а на фоне африканского загара они, наверно, производят еще большее впечатление.

— Ангельские волосики! — заявила миссис О’Трейди, когда он впервые появился в поселке, попав на попечение к Фитцджералдам. И уже более язвительно добавила: — Жаль, что воспитание не соответствует внешности! Вылитый дьяволенок!

Медленно проезжая мимо, Лоркан заметил, как миссис О’Трейди грозит ему кулаком.

— Убирайся вон, Лоркан Фитцджералд! — орала она ему вслед. — Ступай обратно в чертово логово, породившее…

— И вам того же! — огрызнулся он, прибавляя газу.

Вот это прием! А он надеялся… Нет, неразумно было воображать, будто они простят и вес забудут. В здешних краях люди долго вес помнят.

Слава богу, на дворе XX век. А то его бы вздернули на первом попавшемся дереве и дали исклевать воронам.

Н-да… эта затянувшаяся враждебность может создать проблемы. Он потер пальцем щетину на подбородке. Ему наверняка будут досаждать по мелочам: бить окна, спускать шины, писать на стенах…

Лоркан издал стон. Черт! Он слишком устал, чтобы думать об этом!

Плечи у него опустились. Приподнятое настроение улетучилось. Переутомление снова дало о себе знать. Неделями длившиеся щекотливые переговоры с правительством Инкамбо уничтожили его. Он остался ни с чем.

Впереди корова медленно плелась через дорогу к белому, как карибские пляжи, песку на краю Балликистина. Лоркан остановил машину, чтобы пропустить ее.

Случайно взглянув в зеркало заднего обзора, он увидел свое осунувшееся лицо, потом крепкую фигуру миссис О’Трейди, все еще размахивавшей руками. Его глаза блеснули угрожающим огоньком. Она тыкала в сторону острых скал в северной части бухты, где его приемный отец оступился и закончил жизнь в бурлящем море.

— Помню, помню! Где у тебя сердце, женщина? — зарычал себе под нос Лоркан и нажал на газ с яростью, какой сам от себя не ожидал.

Это же был несчастный случай, черт побери! А его все считают отцеубийцей. Неправда. Что бы они ни думали, он не виноват!

В желудке обжигающим вихрем поднялась тошнота. Он сердито нахмурился, не понимая, что могло так вывести из строя его стальной желудок. Возможно, дело в двойной смене часовых поясов.

До чего же ему плохо! Каждая клеточка, от помутневших мозгов до одеревеневших лодыжек, молила о передышке.

Неделями недосыпал. Перелет из Африки в США, восемнадцатичасовая консультация для коллег по основам международного права, снова трансатлантический перелет — из Бостона в Дублин, затем долгий переезд через всю Ирландию до побережья Коннемары. Тут кого угодно замутит.

Но ничего. По мере того как начнет действовать его план, неприязнь к нему пойдет на спад. Он дал себе мрачный обет реабилитироваться в глазах сельчан.

В напряженном ожидании Лоркан свернул к особняку и бесшумно проплыл по искусно оформленной подъездной аллее. Он намеревался крепко обнять мать и вызвать в ответ ту же реакцию, не дав ей опомниться.

Лоран окинул взглядом любимый дом. У него замерло сердце. Усилием воли он подавил вспышку гнева.

Тут что-то не так. Нет свежей краски… два ставня болтались на петлях. Он пошарил глазами и нашел еще повисший водосточный желоб, потом искрошившуюся дымоходную трубу.

Дом был все таким же огромным, но явно неухоженным.

— Ах этот Гарри, — с досадой бормотал Лоркан. — Никогда ни за чем не следил!

Угрюмо сжав губы, он выключил мотор, размашистым шагом подошел к дому и распахнул дверь, припоминая, что в этой части Ирландии ничто не держалось на замке.

— Мама! — крикнул он в пустоту. — Мама!

Дом стоял под покровом безмолвия. Он проходил из комнаты в комнату, с растущей тревогой замечая отсутствие некоторых ценных предметов — огромного зеркала в золоченой рамс, висевшего над камином в будуаре; портлендской вазы в столовой, по скромной оценке стоившей тридцать пять тысяч фунтов; одного из канделябров в бальном зале. У него тяжело застучало сердце.

Как долго тянулась болезнь Гарри? Почему нет признаков присутствия матери? Кто вынес пропавшие ценности?

Может, дом ограбили. Или того хуже…

Лоркан взбежал вверх по лестнице и ворвался в спальню матери.

Ее личных принадлежностей там не было: ни фотографий, ни тапочек, ни духов, никакой косметики. Он взглянул на покрытую слоем пыли кровать, все понял и резко вздохнул. Его матери, судя по всему, уже нет в живых.

В смятении, почти обессилев, он пошатнулся, оперся на оконную раму и застыл.

В оцепенении вспоминал он женщину, заменившую ему мать, давшую ему домашний уют и полюбившую его вопреки всем попыткам Гарри встать между ними… и вдруг он прекратил получать от нее письма. Ему не приходило в голову, что она не пишет, потому что умерла.

В его глазах появился несвойственный им влажный блеск. Он представил себе ее последние минуты. А вдруг она просила позвать его… а Гарри, злорадно торжествуя, отказал ей…

Неуверенной рукой Лоркан схватился за край рамы. Он испытывал чувство беспомощности и горечи. Надо было оставаться рядом с матерью. Гарри запретил ему переступать порог дома, но он, Лоркан, ни перед кем и ни перед чем не робевший, должен был нарушить властный запрет ради своей мамы.