После развода. Отголоски любви - Катя Лебедева

Но самое страшное, сегодня дочке исполнилось восемнадцать, поэтому на приближение к ней я не смогла выбить запрет. Теперь она совершеннолетняя. Теперь ее жизнь — только ее выбор. Его власть над ней, пусть и построенная на лжи и манипуляциях, юридически рухнула. Он больше не может диктовать ей, где жить и с кем общаться. Теперь только она сама.

И он то ладно, страшно, что я не могу повлиять на это никак.

Саша встает. Конвоир берет его под локоть. Он обводит зал суда взглядом, и этот взгляд на мгновение задерживается на мне. В нем нет раскаяния, в нем только холодная, бездонная ненависть и обещание, что это еще не конец.

И в этот момент поднимается она. Моя бывшая свекровь. Она смотрит на меня так, что по спине пробегает холодок. Она тянет за руку Злату. Моя дочь, моя девочка, смотрит на меня с отчаянием и безмолвным вопросом “за что ты так с ним?”.

— Ну что, Мила, довольна? — голос свекрови звучит слишком громко даже в общем гуле голосов. — Добилась-таки своего, тварь! Разрушила семью, посадила за решетку отца собственного ребенка! Настоящая мать, нечего сказать! Готова ради своей сучности лишить дочь отца!

Я молчу. Во рту пересохло. Костя кладет руку мне на плечо, просто напоминая, что я не одна.

— Я ненавижу тебя! — вдруг выкрикивает Злата. В ее голосе слышны ярость и невыносимая боль, от которой сжимается все внутри. — Слышишь? Ненавижу! Ты сломала всю мою жизнь! Ты забрала у меня папу! Лучше бы тебя не было вовсе! Чтоб тебя машина переехала! Чтоб ты… чтоб ты…

Она не может продолжать. Ее душат рыдания, грубые и неуправляемые. Свекровь специально обнимает ее за плечи, лишь бы сделать мне больнее, а не ее поддержать. Этой корге плевать на Злату, ей просто нужно ужалить меня больнее.

— Слышала, что твоя же дочь о тебе думает? Правду говорит! — ее шипящий шепот кажется громче любого крика. Все замерли и смотрят на нас, буквально замерли и не дышат, желая увидеть, чем все это закончится. — Вполне справедливые слова. Так тебе и надо, чтоб тебя действительно придавило где-нибудь. Чтобы ты навсегда исчезла и сполна расплатилась за подлость свою гнилодушную.

По щекам медленно катятся слезы. Это не слезы слабости или жалости к себе. Это слезы абсолютной, всепоглощающей потери. Ощущения, что самое драгоценное, что у меня было, моя дочь, безвозвратно ускользает в какую-то черную, бездонную пропасть, и я бессильна что-либо сделать, не в силах до нее докричаться, протянуть руку.

Я вижу перед собой не свою маленькую девочку, а почти незнакомого человека, и от этого становится тошно.

И в этот момент, почувствовав, как мне плохо, Костя отрезает меня от всего мира, защищает меня собой, становится моим щитом и мечом, как говорится.

Видя это, свекровь и дочь, поджав губы и продолжая сыпать в меня проклятия, уходят.

В ушах звенит оглушительная тишина, наступившая после их ухода.

Ради чего? Ради чего все это?

— Все закончилось, Мила, — тихо говорит Костя, поворачиваясь ко мне. — Все позади. Он никогда больше не посмеет приблизиться к вам.

— Мне плохо, Кость. У меня забрали Злату. Я потеряла дочь, ты понимаешь это?

— Она вернется к тебе, — начинает, а я не верю в это, просто не верю.. — Сейчас ей больно, она ослеплена обидой и их ядом. Но ей нужно пройти через это, чтобы все пережить и переосмыслить самой, без их шепота за спиной. Дай ей это время. Тебе сейчас необходимо собрать всю силу, всю себя для себя самой. Ради себя. И ради Артема. Ему нужна сильная мать, а не сломленная жертва.

— А если не вернется? — этого я боюсь больше всего.

— Тогда прекратится твоя агония. Не думай об этом, забудь. Ей восемнадцать, институт, своя семья. Все, ты отпустила ее из гнезда.

Он прав. Как всегда прав. И мне сложно это сейчас принять, но я молча киваю.

— Пошли отсюда, — наконец выдавливаю из себя, и слова звучат как мольба о пощаде.

Глава 28

Александр

Чертова камера. Серые, обшарпанные стены, насквозь пропитанные запахом пота и безысходности. Я сижу на жесткой койке и тупо смотрю на решетку на окне, за которой виден лишь кусок грязного неба.

Три с половиной месяца. Какой-то идиотский, нелепый срок. Недостаточный, чтобы сломать, но более чем достаточный, чтобы унизить.

Я постоянно возвращаюсь к тому дню в зале суда. К этой гадине не довольной, а скорее вздохнувшей с облегчением, к ее начальнику, этому выскочке в дорогом костюме, который смотрел на меня сверху вниз, как на мусор. К Злате… Она смотрела на меня с такой болью, но она была на моей стороне. Она их, этих ублюдков, ненавидела. Это единственное, что греет, и плевать мне, что дочь по сути мне не нужна.

— Александр! К начальнику. Живо!

Неужели… Неужели апелляция? Или адвокат что-то провернул? Может, эта сука Мила все-таки опомнилась и забрала заявление? Надежда такая гадкая штука. Пробивается, даже когда ее давить и давить.

Не сломят. Никогда. Меня никогда не сломят.

Я выхожу из кабинета полный предвкушения, потому что больше нет причин вызывать меня.

В кабинете начальника воздух другой. В нем все буквально пропитано ничтожной властью над заключенными, возможностью самоутвердиться за чужой счет. Сам начальник, грузный мужчина с уставшим лицом, смотрит на меня не то с жалостью, не то с брезгливостью. На столе перед ним лежит папка.

— Проходи, садись.

Я сажусь, выпрямив спину. Стараюсь выглядеть достойно, хоть внутри все сжалось в тугой комок.

— Поступили бумаги из суда, — он откашлялся, перебирая листы. — Не по твоему уголовному делу. Гражданское производство. По лишению вас родительских прав.

Чего он только что там вякнул?

— Что? — выдавливаю из себя не своим голосом. — Это… это ошибка. На кого? На Злату? Но ей уже восемнадцать! Этого нельзя сделать!

— Не на дочь, Александр. На сына.

У меня перехватывает дыхание. Сын? Всмысле? Эта стерва давно свалила из нашей жизни. Что ей нужно от моего сына? Я его этой падали не отдам.

— На каком основании? — почти рычу, вскакивая с места. Конвоир у двери делает предупреждающий шаг вперед. Понимаю, что нарываюсь, но не могу иначе, меня разрывает. — Я его отец! По закону! Я записан в свидетельстве!

— Основание вполнвесомое, — начальник отряда читает по бумаге, избегая моего взгляда, — установление факта отсутствия биологического родства. По ходатайству матери ребенка, проведена генетическая экспертиза. Ты… э-э… не являешься биологическим отцом. Решение суда — удовлетворение