Джессика Стил - Обнаженная для любимого

— Ты знаешь, почему я здесь, — заставив себя успокоиться, сказала Ромилли.

— Да, знаю. Потому что ты мне сказала. Так ты сама себе объясняешь свой поступок, — ответил Нэйлор Карделл.

— Но тебя, судя по всему, мое объяснение не устраивает, — воинственно предположила девушка.

— Оно устраивает меня, но лишь отчасти. Ты выбрала именно этот способ улаживания своей проблемы из множества возможных по той лишь причине, что хотела вновь очутиться в моем доме. Что-то неудержимо тебя сюда влекло, — прошептал Нэйлор.

— Да. Мысли о том, что именно здесь находится злополучный портрет.

— И это ты называешь честностью? — усомнился мужчина. — Если так, то ты гораздо больше скрываешь от самой себя. Или думаешь, что я осуждаю тебя за твой поступок? Не осуждаю. Как раз наоборот, я очень ценю те моменты жизни, когда убеждаюсь, что люди еще способны удивлять друг друга. Твое появление стало для меня приятным откровением, как и то хладнокровие, которое ты старательно сохраняешь. Я высоко ценю в людях способность идти на риск.

— Я поступила опрометчиво. Поддалась порыву и теперь расхлебываю, — самокритично объявила Ромилли.

— Никто не любит ошибаться. И отнюдь не все извлекают из ошибок урок. А что бы ты сделала, если бы меня не оказалось дома и тебе бы удалось-таки получить этот, как ты его называешь, «злополучный» портрет?

— Забрала бы его. Именно за этим я и пришла сюда. А потом бы принялась улаживать с тобой финансовую часть проблемы.

— А если бы я отказался пойти на соглашение и потребовал свое приобретение назад? Что тогда ты стала бы предпринимать?

— Ты вернешь мне его и возьмешь свои деньги обратно. Для меня эта проблема не имеет другого решения. Элеонор не должна была продавать эту картину вообще, тебе или кому-либо иному. Если бы я знала, что такое возможно, никогда не согласилась бы позировать обнаженной. Ты можешь счесть это притворной стыдливостью, мне безразлично. Но я так устроена. Я не успокоюсь, пока не получу этот портрет!

— А тебя не интересуют мотивы, по которым я заплатил за эту работу Элеонор такие деньги? Разве это не свидетельствует о моей заинтересованности в обладании именно этой картиной? Что ты станешь делать с моими желаниями, Ромилли? Проигнорируешь их?

— Это демагогия, Нэйлор. Если ты джентльмен, потрудись представить себя на моем месте. Одно дело — позировать, сидя обнаженной перед матерью, и совсем другое — сознавать, что это самое изображение находится в доме холостяка.

— Я так и не понял, в чем опасность, милая. Я гарантировал Элеонор, что никогда не стану выставлять это полотно на всеобщее обозрение. Я выполню свое обещание, можешь быть в этом уверена, — произнес Нэйлор.

— Проблема в том, что я уже ни в чем не могу быть полностью уверена! — Голос Ромилли задрожал. — Мама собирается после свадьбы переехать к Льюису, они запросто сообщают мне об этом за обеденным столом. На следующий день во время их отсутствия появляется мой отец, который грозится, что переедет в наш дом после маминой свадьбы. Мама узнает об этом и звонит отцу. Она разговаривает с отцом так, словно не тряслась передним как осиновый лист целую четверть века. Сразу после этого мать объявляет мне, что проданная за большие деньги неизвестному коллекционеру картина — это мой портрет, который купил не кто-нибудь, а ты. Льюис утверждает, что его дорогой преемник отбыл на две недели в Португалию, но, стоит мне предпринять что-то из ряда вон, ты тут как тут! Как я могу кому-то или чему-то верить?

Нэйлор Карделл внимательно выслушал гневную тираду своей гостьи и задумался.

— Могу сказать только одно: у тебя действительно черная полоса. Из-за этого все представляется в жутком свете. На самом же деле и мама все та же, ей можно верить, как и прежде, и мир не ополчился против тебя, а просто устроил тебе небольшое испытание на прочность. Угрозы отца не более чем блеф. Решительный тон Элеонор в разговоре с ним объясняется поддержкой со стороны Льюиса. Мое возвращение в Лондон на пару дней было запланировано задолго, и ты бы об этом знала, если бы сама не игнорировала меня все последнее время, — спокойным, размеренным тоном разъяснил ей Нэйлор.

— Может, попутно объяснишь, для чего тебе понадобился мой портрет настолько, что ты отказываешься вернуть его мне? Когда ты в первый раз зашел в мамину мастерскую и приметил эту работу, я сказала тебе, что картина не продается. Сказала это громко, слышали все. Я не понимаю, почему ты выманил у Элеонор именно этот портрет, зная мою позицию. Как я могу относиться к твоим уверениям во дружбе, если ты не принимаешь в расчет мое мнение?

Нэйлор был озадачен ее вопросом.

— Да. Это была уловка. Ты, когда гостила в этом доме, сказала, что вам потребуются деньги на адвоката, чтобы застраховаться от имущественных притязаний твоего отца. Поэтому я приехал к Элеонор, когда ты была на службе, и объявил о своем желании прицениться к ее работам. Она, как всякий художник в подобной ситуации, очень обрадовалась. Я для отвода глаз выбрал приглянувшийся мне пейзаж и расхвалил его по всем пунктам. Потом как бы невзначай наткнулся на твой портрет. И сказал, что горю желанием приобрести и его, так как хочу иметь в своей коллекции образчики разных направлений творчества Элеонор Ферфакс. Она была польщена, но заломила цену. Я согласился, не моргнув.

— Ты так спокойно рассказываешь о том, как облапошил мою маму? — в очередной раз вспыхнула Ромилли.

— Ничего себе, облапошил! Она говорила тебе, за какую сумму продала этот портрет?

— По-твоему, он этого не стоит?

— Он стоит намного больше… для меня. Искушение было превыше всяких сумм. Я не мог удержаться, — признался Нэйлор. — Знаю, ты не расположена доверять мужчинам вообще. И мое признание станет отличным аргументом в пользу этого твоего предубеждения.

— Так ты пошел на это из одной лишь вредности, зная, что я не хочу видеть свой портрет объектом торга?

— Бедная маленькая Ромилли! Ты совершенно права, когда отказываешься верить в мои дружеские чувства к тебе. Если бы я хотел стать тебе лишь другом, то не дал бы повода усомниться в этом. Но я хотел усидеть на двух стульях. И конечно, из этого ничего хорошего не вышло. Мне следовало с самого начала признаться, что я заинтересован отнюдь не в твоей дружбе, но я не рискнул. Мне не хотелось, чтобы ты с ходу отвергла меня так же, как сделала это с Дэйвидсоном и с теми, кто пытались ухаживать за тобой до него. Потом ты оказалась в моей спальне. Я не хотел торопиться. Затем ты сама предложила разделить с тобой постель. Надо было что-то решать. Но все всегда получается иначе, чем мы предполагаем. Я сморозил глупость, ты, разумеется, обиделась. Льюис отошел от дел, у меня прибавилось работы. Ты сердишься на весь свет, и на меня в том числе. Я улетаю в Португалию. Единственное, что нас все еще связывает, — это твой портрет. Я знал, тебе не просто будет смириться с тем, что им владею именно я. Поэтому до выяснения отношений я оставляю его при себе в качестве гаранта твоей сговорчивости.