Джейн Харри - В постели с врагом

Вертолет опустился на ровную, аккуратно подстриженную лужайку позади замка. Навстречу прибывшим уже спешили люди. Лилиан до боли стиснула кулаки, пытаясь справиться с нервной дрожью.

Во главе встречающих шествовал высокий и представительный седовласый старик в черном костюме. Лицо его, с аскетически строгими чертами, сейчас озаряла самая что ни на есть счастливая улыбка.

Это, должно быть, Бернар, решила Лилиан, вспоминая, как в самолете Гийом рассказывал ей об обитателях замка. «Старик Бернар — наш мажордом, а его жена Фелисите — домоправительница. Отец Бернара служил еще моему деду. Сам Бернар родился в Карийоне точно так же как и я, и любит наше фамильное гнездо не меньше его хозяев…»

Поддерживая свою спутницу под руку, Гийом помог ей спуститься по трапу.

— Добро пожаловать в Карийон, — коротко произнес он и зашагал через лужайку навстречу Бернару и прочим. Лилиан шла рядом, стараясь приноровиться к его стремительной походке.

Хозяин и слуги обменялись сердечными приветствиями. Французского Лилиан почти не знала, но, даже не понимая смысла произносимых слов, видела, что домочадцы себя не помнят от радости: как же, месье Гийом наконец-то вернулся из дальних краев в родное гнездо! Ощущая на себе внимательные, оценивающие взгляды, молодая женщина чувствовала себя крайне неуютно. Тем не менее, она нашла в себе силы мило улыбнуться каждому из присутствующих. Гийом церемонно представил ее, а Бернар в свою очередь назвал ей имена тех, с кем Лилиан предстояло жить под одной кровлей в течение ближайших двух недель.

— А это Эжени, мадемуазель. — Бернар кивнул на пухленькую очаровательную блондинку в темном платье и белом фартучке горничной. — Она поможет вам распаковать вещи. Если что-то понадобится, не стесняйтесь обращаться к ней.

— Merci, — смущенно прошептала Лилиан, вспоминая, сколь скуден ее багаж.

— Будьте добры следовать за мною, мадемуазель. Я покажу вам вашу комнату, — величественно произнес Бернар.

Но тут Гийом негромко и быстро сказал ему что-то по-французски, и на какую-то долю секунды невозмутимая маска исчезла. На лице мажордома отразилось неприкрытое изумление. Но он тут же пришел в себя и почтительно ответствовал:

— Oui, monsieur, а votre service. Да, месье, к вашим услугам. — И, щелкнув пальцами, дал знак Эжени взять сумку гостьи.

Оказавшись в замке, Лилиан некоторое время с любопытством оглядывалась по сторонам, но очень скоро потеряла счет бесчисленным комнатам и залам. Ее провели наверх по широкой каменной лестнице, затем через картинную галерею, затем через длинный коридор и снова вверх по ступеням.

Но вот, наконец, Бернар распахнул двойные двери и почтительно отступил в сторону, пропуская Лилиан вперед. Отведенные молодой женщине покои находились в главной башне, в самой древней части замка.

Она не сдержала восхищенного вздоха. Завешанные гобеленами стены и роскошная кровать под пологом потрясли бы даже более искушенного ценителя прекрасного. Мебели в комнате оказалось немного, зато вся она была, со всей очевидностью, антикварная и наверняка баснословно дорогая. А старинный ковер на полу, надо думать, стоил целое состояние. В нишах окон стояли удобные кожаные кресла. Застекленные двери вели на балкон, откуда открывался потрясающий вид на реку и лес.

Бернар, тактично выждав, когда первые восторги гостьи улягутся, указал на дверь в глубине комнаты.

— Это гардеробная месье. — Мажордом кивнул в сторону двери напротив. — А там ванная комната, мадемуазель.

— До чего красиво! — потрясенно выдохнула Лилиан. — Просто поверить не могу, что это все не сон!

Седовласый мажордом учтиво склонил голову.

— Если вам что-то понадобится, мадемуазель, Эжени к вашим услугам.

Пока горничная деловито и споро разбирала содержимое доверенной ей сумки, Лилиан распахнула балконные двери и вышла. Внизу колыхалось море зеленых крон, среди которых, точно высокие стройные башни, темнели кипарисы, вскипала бело-розовая пена цветущих яблонь и вишен. Да, весна здесь наступает куда раньше, чем в далекой Айове невольно отметила Лилиан. Дома на деревьях только-только набухают почки…

Сонно гудели пчелы, в воздухе разливалось сладкое благоухание бесчисленных цветов. И она почувствовала, что тревога понемногу отпускает ее, утихает, сходит на нет.

Так что, когда сзади подошел Гийом и обнял ее за талию, молодая женщина запрокинула голову и улыбнулась, едва жаркие губы коснулись пульсирующей жилки на ее шее. Эжени тактично исчезла за дверью.

— Как думаешь, тебе здесь понравится? — прошептал ей на ухо владелец замка.

— Здесь просто рай земной, — тихо ответила Лилиан. — Как ты только нашел в себе силы отсюда уехать?

— У нас у всех есть работа… ну и другие обязанности, — Гийом помолчал. — И обязанности эти уводят нас туда, куда мы, может быть и не поехали бы по доброй воле.

Лилиан указала на еле заметную тропку, что петляла между сосен и елей по склону холма.

— Это здесь вы спускались к Луаре, я имею в виду тебя и Николь?

— А, ты запомнила? — Гийом, казалось, слегка удивился.

— Ну конечно. — Я помню каждое твое слово, мысленно добавила она. — Ты ведь покажешь мне и спуск, и пляж?

— Обязательно покажу, — заверил Гийом. — А еще поместье и замок — все, вплоть до последнего потаенного уголка. Но позже, mon amour… Сейчас у меня иные желания.

И он увлек Лилиан обратно в прохладную спальню. Молодая женщина следовала за ним, не сопротивляясь, не думая ни о чем, лишь жадно подставляя губы его поцелуям.

В поцелуях этих заключалась колдовская сила, не иначе. И еще первобытная, стихийная страсть. Задыхаясь, Лилиан отвечала на ласки, с восторгом уступая исступленному натиску Гийома.

Его ладони жадно скользили по ее груди, талии, бедрам поверх тонкой ткани одежды. Затем, оторвавшись от нежных губ, он заглянул в сапфирово-синие глаза и, с хрипом переведя дыхание, грубо сорвал с ее плеч пиджак и дернул за замочек молнии на юбке. Теперь безмолвие комнаты нарушали лишь прерывистые вздохи и шорох срываемых одежд.

Раздевшись, Гийом опустился на пол, увлекая за собою обнаженную Лилиан, навалился на нее всей тяжестью. И она открылась ему, обуреваемая жаждой столь же неистовой, как его собственная.

На сей раз их сближение никто не назвал бы нежным и трепетным. Слишком уж сильным, слишком неуемным было обуревающее их желание. Ни о каком промедлении не могло быть и речи. Губы слились, тела сплелись воедино…

Все свершилось в считанные мгновения. Лилиан вскрикнула в экстазе, а может быть, в страхе перед наслаждением настолько острым и мучительным, что ей на мгновение почудилось, будто она умирает… Едва не теряя сознания, она услышала исступленный крик Гийома — он тоже достиг высшего предела блаженства.