Ирина Мясникова - Огонь в ночи

– Хорош прикалываться. Как там Федька твой поживает?

– Да вроде бы ничего. Я ведь его почти не вижу. Ухожу – он еще спит, прихожу – он уже спит. То командировки у меня, то у него друзья-приятели.

– Плохо. Возраст у Федора твоего сейчас самый поганый начинается. Может, возьмем ребятишек да куда-нибудь к морю теплому на зимние каникулы полетим?

– Подумать надо.

– Чего тут думать? Китаец твой к заводу своему всегда как пришитый. Никуда не ездит, кроме как к заказчикам разным. Думаю я, что это он денег жалеет. Если всем ехать, ему ж придется за тебя и Федьку платить. А так ему вроде некогда, вот ты сама за себя и платишь. – Люська явно смотрела в корень. Хотя пять тысяч-то Зотов дал, не пожалел.

– Люсь, не говори ерунды! Если б он денег жалел, он бы мне пять тысяч за курение не дал. – Анне Сергеевне совершенно не хотелось соглашаться с подругой, которая в своих оценках мужчин, окружающих Панкратьеву, всегда оказывалась права.

Люська захохотала:

– Вот тут он и обломался. Денег хотел нажить. Знает, что ты дамочка ответственная, за слова свои всегда отвечаешь, а курить бросить такой заядлой курильщице, как ты, – это все равно что алкоголику с выпивкой завязать. Не верит он, Анька, что ты курить бросишь. Только плохо он тебя знает, всего два года. Не знает он о тебе самого главного, что ты упертая, как баран.

С этим Панкратьева спорить не стала. Решения она обычно принимала с трудом, маясь и волнуясь, как бы не прогадать. Но уж если Анна Сергеевна чего-то решила, то, будьте уверены, дело она доведет до конца.

– Не любишь ты, Люся, моего Зотова, – резюмировала Панкратьева.

– Можно подумать, что ты его любишь? А я вообще никого из твоих мужиков не люблю. У тебя ни одного нормального не было. Что в доме, что на работе. И где ты таких уродов только находишь?

– Да там же, где и ты. У тебя разве какой-нибудь нормальный был? Первый бабник невозможный, но хоть с деньгами был, второй у тебя на шее десять лет сидел, да еще и тоже бабник оказался, третий пьяница. Я вот боюсь, что нормальных в природе не существует. Или мы с тобой сами ненормальные, поэтому к нам и прибивается всякая аномалия.

Сашими оказались вполне даже сытными, и быстро слопавшая свою порцию Панкратьева была настроена пофилософствовать. Люська, глядя на Панкратьеву, честно пыталась ковырять палочками в своей тарелке, потом плюнула и попросила официанта заменить ей эти бесовские штуковины на нормальные столовые приборы.

– С твоего китайца хоть один плюс – научил тебя этими палками орудовать, а я никак не могу с ними совладать. Понимаю, что в приличном обществе уже без этого нельзя, но у меня терпения не хватает. Так и хочется воткнуть их кому-нибудь по прямому назначению, – раздраженно произнесла Люська.

– Это, Люся, не по назначению. Ты не дергайся, расслабься и веди себя естественно. Уж если ты в нетрезвом состоянии можешь на столе стриптиз изображать, то чего тебе стесняться, что ты палками рыбу взять не можешь?

– В следующий раз пойдем шашлык есть. Или ты теперь тоже на китайский манер мяса не ешь? Смотри, на сырой рыбе и зеленом чае быстро ноги протянешь. – Люська наконец справилась со своей едой и полезла за кошельком.

– Люсь, ты с деньгами-то не суетись, я угощаю. – Панкратьева молниеносно достала из сумки кошелек и помахала рукой официанту.

– Это ты Зотова своего угощай, а у нас с тобой все должно быть честно и по-братски. И насчет каникул подумай – надо уже сейчас бронировать, потом все раскупят. Я наших из турфирмы порасспрашиваю и тебе доложу, что почем. Хочется, чтоб море было теплое по-настоящему, градусов двадцать шесть, и пальмы.

– И не говори, очень хочется. А больше всего хочется, чтоб под пальмой еще и мужчина сидел приятной наружности.

– Ага! Папуас. Это я тебе, Анька, как экстрасенс гарантирую.

На этом и расстались, договорившись созвониться по результатам на следующей неделе.

Опять Воронин

Когда Воронин приехал на работу и вошел в собственную приемную, он сразу уловил знакомый аромат духов Анны Сергеевны Панкратьевой.

«Вернулась, что ли?» – подумал он, но потом понял, что аромат исходит от Лидочки. Лидочка уже не казалась ему смазливой. Очень красивая умненькая девушка. Главное, старательная и исполнительная. Пожалуй, Воронин был уже почти доволен своей секретаршей.

– А что это у вас за духи, Лидочка? – спросил он, проходя в свой кабинет. – Уж больно запах знакомый. Кого-то он мне напоминает.

При этих словах Воронин хитро прищурился и внимательно посмотрел на Лидочку. Та почему-то вдруг переполошилась и начала испуганно лепетать, что духи очень хорошие, французские, называются «Шанель».

«Ага! – догадался Воронин. – Не иначе, Панкратьева ей подарила. Боится теперь, как бы я этот мелкий подхалимаж за взятку не посчитал».

Он прошел в кабинет, поставил портфель и вдруг почувствовал какое-то странное головокружение.

«Чегой-то я как барышня беременная?» – подумал он, усаживаясь в кресло.

– Лида! – вызвал он по селектору секретаршу, – позовите-ка мне нашу Тимофеевну с реестром платежей, а потом Сергиенко. Там сегодня этот Копейкин от Панкратьевой прилетит, организуйте встречу.

К горлу подкатила легкая тошнота. Воронин решил, что надо бы у Лиды попросить кофе, но в этот момент в кабинет ввалилась веселая Тимофеевна. От Тимофеевны волнами расходился аромат тех же самых духов. Воронин хотел было пошутить, что Панкратьева, как дикий кот, метит его территорию, но успел только сказать «Панкратьева!» – и в этот момент мир вдруг свернулся в точку, как в старом черно-белом телевизоре.

Пришел в себя Воронин уже в больничной палате. Он был пристегнут к капельнице и каким-то приборам, которые тикали, пикали и чавкали. Разглядеть, что это за приборы, он не мог. Он вообще ничего не мог и чувствовал себя совершенно беспомощным. Потом он заснул, а когда проснулся, то обнаружил, что рядом с ним сидит женщина, похожая на ангела. «Доктор Немкова», – прочитал Воронин на ее беджике.

– Здравствуйте, доктор Немкова! – Воронин попытался улыбнуться. Вышло криво.

– Здравствуйте, Геннадий Иванович! – Доктор Немкова старательно выговаривала слова.

– Вы хорошо говорите по-русски.

– Люди нашего поколения все хорошо говорят по-русски. В школе учили. А я еще в Ленинграде училась, в первом медицинском.

«Сколько же ей лет? – подумал Воронин. – С виду такая молодая».

Доктор Немкова засмеялась, как будто прочла его мысли.

Видимо, в этот момент на его физиономии было написано сильное недоумение.