Кей Торп - Сирены жаждут любви

Алексис продолжал пристально разглядывать ее.

– Ты говоришь, что согласишься, если беременна?

Разве это она говорила? Зоя уже ни в чем не была уверена. Она вовсе не думала о замужестве, впуская его в свою постель; желала одного – избавиться от томления, которое он в ней пробудил. Прошлой ночью и даже сегодня все ее мысли были сосредоточены на поиске выхода из ситуации, в которую она попала. Как теперь ни с того ни с сего решать вопрос будущего замужества?

– Я должна уехать, – хрипловато сказала она. – Больше ничего не желаю.

– Нет, – тон был недвусмысленным. – Я запрещаю.

– Как ты можешь помешать мне?

– Могу и хочу, – настаивал он, – я должен.

– Как ты себе это представляешь? Запрешь меня? Но тебе придется это объяснить Софии!

– Она должна знать правду, – согласился Алексис. – Представляю ее потрясение, если она узнает, что ее новая драгоценная подружка не только легла в постель с мужчиной до свадьбы чуть ли не в первую встречу, но еще и отказалась принять его предложение, когда тот пожелал искупить свою вину.

Зоя судорожно сглотнула комок, застрявший в горле. София будет не просто потрясена, это – страшный удар. Конечно, плохо, что ей придется узнать, что Зоя не тот человек, которому можно доверять. Но будет гораздо хуже, если она поймет, что ее брат – соблазнитель.

– Я не верю, что ты способен сказать ей такое. – запинаясь, проговорила Зоя.

Жесткая, язвительная линия рта не дрогнула.

– Выбирай, – он ждал ее ответа, принимая молчание за капитуляцию. – Когда ты точно будешь знать, беременна или нет?

Зоя слегка покраснела.

– Через неделю.

– В это время мы будем на борту «Гестии», – короткая пауза. – Подождем.

Она подумала, что это похоже на отсрочку приговора. Многие назвали бы ее дурой, которая отказывается от счастья, плывущего прямо в руки, но разве брак строится на таком шатком фундаменте? Даже если она узнает, что забеременела, то все равно постарается, чтобы он оставил в покое пресловутое чувство долга. А пока попытается вести себя так, словно ничего не случилось, это необходимо ради Софии.

Зоя не заметила, как встала.

– Если это конец, – сказала она почти беззвучно, – то спокойной ночи.

Пошла к выходу, Алексис не стал ее задерживать. Он неподвижно сидел, глядя, как она в последний раз посмотрела на него и закрыла за собой дверь. Его лицо было строгим и отчужденным. Он сделал широкий жест, который был тут же отвергнут. Его самолюбие было уязвлено.

Наступила Страстная Неделя, которая действительно оказалась скорбной. Зоя никогда не умела притворяться, и ей стоило огромного труда вести себя естественно и непринужденно, когда рядом был Алексис. София, казалось, ничего не замечала, но было видно, что Криста не обманывалась на ее счет, хотя ничем не выдавала себя.

Сутки поста в Страстную Пятницу не были для Зои тяжким испытанием, ей совсем не хотелось есть. С церковных колоколен раздавался поминальный звон, в котором звучала та же глубокая скорбь, что и две тысячи лет назад. Зоя почувствовала, как прониклась духом печали, инстинктивно воздерживаясь от шуток и пустой болтовни. Они с родителями всегда присутствовали на богослужении, особенно на Пасху, но никогда до этого она не ощущала столь полной погруженности в ее атмосферу.

По предложению Алексиса все отправились в Афины посмотреть крестный ход, который обычно начинался и заканчивался в кафедральном соборе. Зое показалось, что предложение было сделано ради нее, потому что все остальные не раз видели это зрелище, и она была благодарна за это.

Они расположились на балконе отеля «Гранд Бретань», возвышавшегося над Синтагмой; внизу уже толпились люди. Стойкий запах горящих углей витал над районом, на который опустилась таинственная дымовая завеса, сквозь нее мерцали и светились тысячи зажженных свечей.

Появился кортеж во главе с солдатами национальной гвардии в серебристых касках. Тут же заиграл духовой оркестр, исполнявший траурный марш из «Героической симфонии» Бетховена, стройными рядами медленно прошли бойскауты, гвардейцы и корпус милосердия. Другой оркестр шел под звуки «Похоронного марша» Шопена, за ним – шеренги военных, потом показались дети, одетые в фиолетовые накидки и державшие в руках зажженные факелы, освещавшие широкоплечую фигуру священнослужителя, который нес простой деревянный крест.

Зоя подумала, что все пережитое ею раньше не шло в сравнение с тем, что она чувствовала сейчас. Казалось, две тысячи лет клубились дымкой. Полная тишина воцарилась вокруг и все преклонили колена, когда показался усыпанный цветами и покрытый плащаницей Гроб Господень, который несли на плечах священники в белых одеждах.

Алексис дотронулся до ее плеча.

– Хочешь, присоединимся к процессии, когда они повернут к собору? – тихо спросил он.

– Да, охотно, – ответила Зоя, вытирая слезы, которые сами собой текли из глаз. – Прости, я расчувствовалась. Не думала, что со мной такое случится.

Было слишком темно, и она не разглядела выражения его глаз, но рот больше не казался жестким.

– Не ты одна находишь церемонию трогательной и печальной, – признался он. – Завтра в полночь город оживет, жизнь вернется в прежнее русло.

Зоя последовала за ним туда, где ожидали София с Кристой, размышляя попутно о том, что сказанное касается большинства людей. Но ее жизнь никогда уже не вернется в прежнее русло.

Алексис настоял, чтобы все четверо держались друг друга, когда пойдут вместе с тысячами людей вслед за Гробом Господним вдоль улиц города. Каким-то чудом им удалось даже попасть внутрь собора, и они увидели, как патриарх пропустил гроб в царские врата, там же он сменил свою золоченую тиару на черный повседневный клобук, чтобы благословить верующих и благовествовать Воскресение словами святого апостола Павла из Послания Коринфянам.

Зоя вспомнила этот псалом на английском: «Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся…» Когда же тленное сие облечется… в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: «поглощена смерть победою». «Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?».

Полночным бдением завершился дневной религиозный ритуал; Теодору возвращались в Политию. По дороге перебрасывались короткими фразами. Сидя сзади вместе с Софией, Зоя, казалось, дремала, прикрыв глаза, но на самом деле пыталась коротать время в поисках выхода из ситуации. Самое реалистичное решение: кончить все разом, сбежав до начала круиза, и обрести наконец душевный покой. Останавливала, как всегда, мысль о шоке, который пришлось бы пережить Софии.