Грейс Грин - Летняя рапсодия

– Умерла? – Люк побледнел. – Значит, я опоздал…

– Да, да. – Бумаги в руках Эдмунда Максвелла задрожали. – К сожалению, ты опоздал. Итак… завещание. Все готовы слушать?

Люк был слишком потрясен услышанным, чтобы ответить.

Уитни кивнула и села. Сплетя пальцы на коленях, она изо всех сил пыталась забыть о присутствии этого человека и сосредоточиться на Эдмунде Максвелле.

Адвокат начал с зачитывания пунктов завещания, касающихся доли наследства кухарки и горничной, обеим было уже за семьдесят. Затем зачитал список наследников, также получивших незначительные суммы, – часть денег оказалась завещанной нескольким старинным друзьям, а кроме того, церкви и начальной школе Изумрудной долины.

– И Уитни Маккензи…

Уитни попыталась проглотить болезненный комок, вставший в горле. Что бы она ни получила, это наследство никогда не заменит ей женщины, которую она так любила. Она сморгнула, чтобы отогнать набегающие слезы, «…моей дорогой Уитни я оставляю поместье Браннигенов, виноградники Изумрудной долины и остаток состояния».

Все мысли в мгновение ока вылетели у нее из головы… кроме одного-единственного вопроса, который метался в ее мозгу, вызывая головокружение: Почему не Люку?

Адвокат продолжал говорить, но она уже ничего не воспринимала, не способная справиться с чудовищностью того, что только что услышала.

– Мисс Маккензи?

Она чуть не подпрыгнула от неожиданности и поняла, что Эдмунд Максвелл закончил. И теперь стоял, наклонившись над ней.

– Моя дорогая, – сказал адвокат, – не проводите ли вы меня до двери… мне хотелось бы поговорить с вами… частным порядком.

Уитни с трудом удалось подняться, выжать из себя слабую улыбку, принимая поздравления от кухарки и горничной. Люка в комнате уже не было. Ушел ли он сразу, как стало ясно, что ему ничего не досталось? О Господи, сделай, чтобы так оно и было, взмолилась она.

Она тепло попрощалась с Элис и Мирной. За ними пришло такси, и они навсегда покидали поместье Браннигенов. После их отъезда Уитни проводила адвоката через холл к тяжелой дубовой двери.

Он остановился на пороге, ссутулившись, и поднял воротник пальто, загораживаясь от резковатого весеннего ветра.

– Это обуза, – сказал он, – и, конечно, Крессида сама виновата. Она сумела сохранить дом в порядке, но вот виноградники… увы, она отстала от времени. Доход был слишком маленький, и я боюсь, что весь капитал израсходован. Прямо скажем, скончалась она вовремя. После выплаты завещания на ее банковском счету не останется ни гроша.

– Я понятия об этом не имела. – Уитни вздрогнула, холодный ветер пронизал ее сквозь тонкую шелковую блузку. – Она всегда была так щедра… Я думала, что у нее много денег.

– В свое время так оно и было. – Он засунул кейс под мышку и стал натягивать поношенные кожаные перчатки. – Вы должны хорошенько обдумать все возможности, дорогая. Лучше всего было бы продать поместье, но с внезапным появлением Лукаса… увы, могут возникнуть трудности. Вам придется с ним это обговорить. И дайте мне знать, что вы решите.

– Да, конечно, – пробормотала Уитни.

Но она уже воспрянула духом. Эдмунд Максвелл, очевидно, не заметил, что, кроме его собственной, других машин перед домом не стояло. И он ошибается, думая, что с появлением Люка могут возникнуть трудности.

Этот человек – слава Богу! – уже уехал.

Прием после похорон провели в гостиной.

Уитни подкинула в камин побольше дров еще до того, как перейти с адвокатом и прислугой в библиотеку. Сейчас же, вся в беспокойных мыслях, она вернулась в гостиную. Вздохнув, закрыла за собой дверь, подошла к пылающему камину, чтобы согреться, и, обхватив себя за талию, стала смотреть на пляшущие язычки пламени.

– Ох, Крессида, что же ты наделала, – пробормотала она.

– Да уж, действительно! – протянул у нее за спиной циничный голос.

Уитни ахнула и стремительно обернулась.

Люк Бранниген поднялся с дивана с высокой спинкой, где он уложил спящего ребенка. Рядом с диваном стояла огромная грязно-белая полотняная сумка, совершенно неуместная, как машинально отметила Уитни, в этой элегантной комнате. Он подошел к ней, отсекая путь к двери, а значит, и возможность бегства.

Интересно, почему это она должна думать о бегстве? О, она прекрасно это знает! Его наглый взгляд обшарил ее откровенно и неторопливо… И Уитни физически ощутила на себе этот дерзкий мужской оценивающий взгляд. Она напряглась.

– Да, действительно, что же это она наделала, – повторил он с издевкой. – Но хвала Господу за приписку к завещанию.

– Что ты имеешь в виду?

Он нахмурился, словно растерявшись, потом вдруг насмешливо воскликнул:

– Ах, ты не слышала! Настолько была вне себя от радости, что огребла такое состояние, что даже не выслушала Максвелла до конца! А ведь он зачитывал весьма немаловажные детали завещания.

– Детали?

– Приписку. Все-таки Крессида питала ко мне слабость, несмотря на разрыв отношений.

– Что за приписка?.. – Уитни изо всех сил старалась скрыть поднимающуюся панику. – О чем она?

– Налей мне выпить, и я тебе расскажу.

Уитни на секунду смешалась, потом, плотно сжав губы, подошла к шкафчику с напитками.

– Тебе чего? – коротко бросила она.

– Скотч. Чистый.

Она налила виски.

– А себе ты что же, не нальешь? – прежде чем принять от нее стакан, спросил он.

Что ж, пожалуй, ей тоже не помешает что-нибудь выпить: это поможет ей успокоиться и приготовиться к любой неожиданности. Она плеснула себе виски, разбавив содовой. Потом поставила стакан на камин и подошла к окну, встав так, что свет падал на нее сзади.

– Ну, так что же? – Уитни сделала глоток и почувствовала, как тепло растекается по всему телу.

– А знаешь, я ведь тебя вначале не узнал. Когда я уезжал, ты была неуклюжим двенадцатилетним подростком, с ножками как палочки и соломенного цвета хвостиками на голове. А сейчас…

– Да? – Уитни вздернула подбородок. Она прекрасно знала, как она теперь выглядит, но из мелочной мстительности хотела услышать, что он об этом сможет сказать. Она ведь действительно очень похорошела за эти годы.

– Ты сногсшибательна, – тихо сказал он. – Даже в скучном черном наряде ты выглядишь совершенно потрясающе. Фигура, эти зеленые глаза и сливочного цвета кожа, золотистые волосы… Леди, ты удивительно хороша… и, очевидно, сама это знаешь. Так же как и то, что ты, – и голос его стал снова холодным, – точная копия своей покойной мамаши.

Ощущение было такое, будто он скинул ее с лестницы.

– Да, я знаю. – Она постаралась заставить себя говорить твердо. – Я знаю, что похожа на нее.