Элла Уорнер - Повторный брак

С одной стороны, ей хотелось оправдать решение Майка, которое она считала абсолютно правильным; с другой – прекратить обсуждение того, что касалось только ее лично.

– Думаю, он мог бы и тебя пригласить поехать с ним, – в голосе матери послышался легкий упрек. Она явно не желала менять интересующую ее тему разговора.

– Это было бы неудобно.

В отличие от Дэйва, который всегда плевал на мнение окружающих, у Майка никогда и мысли бы не возникало совершить поступок, способный вызвать хотя бы малейшее осуждение. Одно дело – личная жизнь, совсем другое – работа. Майк никогда не смешивал их, строго придерживаясь определенных правил. Десять лет, проведенных на флоте, привили ему дисциплинированность, которой отныне подчинялась вся его жизнь и которую он перенес в систему образования, став директором школы. Майк представлял собой образец человека, на которого всегда можно положиться. Кроме того, он был абсолютно предсказуем. Глэдис в очередной раз уверила себя, что для спокойной семейной жизни лучшего и пожелать нельзя.

– Ну, в конце концов, ты же работаешь под его руководством, – резонно заметила мать; краткий и почти резкий ответ дочери вызвал у нее желание как-то обосновать свое мнение.

– Конференция устраивается для директоров частных школ, мама. Не для учителей. Майк постоянно будет занят. Им нужно проводить свою политику. Ты же знаешь, они хотят выбить у правительства дополнительные субсидии в следующем году.

– Да, но ведь не придется же им все время торчать в зале, – возразила мать.

– Мое пребывание там с Майком будет выглядеть не слишком-то прилично, – пояснила Глэдис. – Я ведь не жена ему. А Майк никогда не позволит себе хотя бы на волос преступить рамки приличий или поступиться амбициями.

Кроме всего прочего, Майк нацелился на то, чтобы получить место директора в более престижной частной школе на другом конце города. В конце следующего года оно могло освободиться, и у Майка были все шансы завладеть им – с его-то напором и энергией. За него говорили и его молодость – всего каких-то двадцать девять лет, – и редкое обаяние, которое покоряло и учеников и их родителей.

– Однако в амбициях нет ничего плохого, Глэдис.

Мать произнесла слова с напором; в ее голосе прозвучали жесткие нотки, что заставило Глэдис оторвать наконец взгляд от кофейной чашки и посмотреть на сидящую напротив пожилую, но все еще моложавую женщину. На мгновение их глаза встретились. Глэдис поняла, что мать сейчас вспомнила о Дэйве, вернее, о той черте его характера, которую Софи Ньюмен называла прискорбным отсутствием каких-либо амбиций. По ее твердому убеждению, новые идеи, а ими у Дэйва всегда полна голова, никогда не имели под собой никакой твердой основы. Их нужно расценивать как нечто подозрительное и ненадежное, а то и опасное.

Глэдис поспешила отступить с зыбкой почвы:

– Я вовсе не говорила, что в амбициях есть что-то плохое, мама.

На том и спору конец – если, конечно, это можно назвать спором. Чтобы избежать лишних ссор и скандалов, они избегали произносить имя Дэйва. Вернувшись домой, Глэдис взяла это себе за правило и неукоснительно следовала ему.

В ту пору ее матери – вдове – была, как никогда, нужна помощь. После операции на сердце она поправлялась медленно, а Вивьен, ее любимой дочери, было не до того – у той родился очередной младенец. Поскольку Глэдис разошлась с Дэйвом, ей сам Бог велел ухаживать за больной матерью. Совершенно естественно, что она перебралась к Софии, и осталась с нею даже после того, как та встала на ноги и вполне могла вести хозяйство сама.

Впрочем, если бы Глэдис задумала вернуться к себе, это потребовало бы определенных усилий, а прилагать их ей вовсе не хотелось, да вроде и незачем было. После разрыва с Дэйвом ее вообще мало что заботило. К тому же дом матери находился неподалеку от школы, где работала Глэдис.

Это было так легко – вести размеренную, спокойную жизнь, когда день за днем проходят незаметно, почти ничем не отличаясь друг от друга… Даже суровые взгляды матери больше не раздражали Глэдис. Они, можно сказать, жили душа в душу – или почти так. Кроме того, после семилетней разлуки из-за замужества Глэдис ее примирение с матерью принесло утешение обеим, избавив от острого чувства одиночества.

Из состояния сонного покоя ее вывела встреча с Майком. Жизнь снова начала интересовать Глэдис, в чем была несомненная заслуга Майка. Он вполне подходил Глэдис, был добр с ней. Каждый день они виделись в школе, в свободное время играли в теннис, выбирались вместе в театр и на концерты.

Как любовник Майк вовсе не сводил Глэдис с ума, однако с ним она надеялась обрести умиротворение и покой, которых ей так недоставало в первом замужестве. Конечно, глупо оглядываться на прошлое, но она не могла не сравнивать Дэйва и Майка, ту жизнь, которую вела с одним, и ту, в которую готова была вступить с другим. Однако хватит сравнений… Мать поднялась из-за стола и поставила посуду в раковину.

– Я вымою все, только доем, мама, – предложила Глэдис. – А ты сможешь увидеться с Вивьен, пока та не ушла на теннис. – Произнеся последние слова, она улыбнулась улыбкой искусительницы.

Мать посмотрела на нее с нежностью, имевшей отношение не только к Глэдис. Софи доставляла удовольствие мысль о том, что она немного побудет со второй дочерью: Вивьен всегда была для нее светом в окошке. Вивьен все делала правильно. И самым правильным ее поступком стало замужество: она вышла за дантиста – за человека с профессией, обеспечившего Вивьен хорошим домом, оказавшегося прекрасным мужем и отцом. Словом, истинным столпом общества, человеком, достойным всяческого уважения.

– Приятно провести день с детьми, – проворковала мать.

Разумеется, усмехнулась про себя Глэдис. Пока Вивьен прыгала по теннисному корту, мамочка возилась с двумя очаровательными и уже основательно испорченными ею внучками. Обе малышки вполне напоминали благовоспитанных девочек, какими их хотела видеть бабушка. Глэдис рассеянно подумала о том, как-то ее матушка станет управляться с маленьким бузотером – сыном Вивьен: парнишка, должно быть, окажется не столь покладист.

– Передай им привет от меня, – сказала Глэдис, пожелав в душе, чтобы мать поняла: разговор окончен.

Софи уже была одета в темно-зеленый, прекрасно сидящий на ней брючный костюм. Воротник-стоечка бежевой блузки сколот у горла жемчужной брошью, в ушах – жемчужные серьги. Короткие волосы идеально уложены снежно-белыми волнами – ни один волосок не выбивался из прически. Моложавое лицо тщательно подгримировано – только губы не накрашены, но Глэдис была абсолютно уверена: перед тем как выйти из дому, мать непременно сделает и это.