Элоиза Джеймс - Моя герцогиня

— Нет-нет, никаких особых планов. Всего лишь немного болит голова, — пожаловалась Джемма, искусно придав голосу приличествующий случаю оттенок страдания. — А Корбин и Делакруа к тому же до отчаяния банальны. Вот если бы приехал Вильерс…

Взгляд Бриджит утратил подозрительность.

— Уж он-то непременно вылечил бы головную боль, ваша светлость. К тому же, — горничная улыбнулась, — этот джентльмен далек от банальности.

Джемма не смогла сдержать усмешку.

— Но Вильерс никогда не снизойдет до дамской гардеробной. Подозреваю, что сам он одевается еще дольше. Наверное, все-таки придется впустить Корбина. Как я выгляжу?

Джемма стояла посреди комнаты в корсете медового цвета, смело украшенном черными лентами. Бриджит окинула госпожу оценивающим взглядом и подошла, чтобы нанести последние штрихи, заметные лишь истинному мастеру: поправила на плече локон, чтобы жемчужная кожа казалась еще нежнее; слегка припудрила точеный носик.

Волосы, разумеется, уже были собраны в пышную кудрявую копну, хотя прическу еще предстояло украсить и напомадить. Одна из трех горничных-француженок Мариетта, обладала истинным парикмахерским талантом и целых два часа посвятила созданию образа, достойного королевского празднества.

Джемма посмотрела в зеркало. В неглиже она выглядела особенно мило: личико уже подкрашено, но волосы еще свободны от помады; стройные ноги просвечивают сквозь тончайший батист сорочки. Если бы Элайджа хоть раз зашел в это время… но он никогда не заходил. Лишь посторонние джентльмены — пусть даже и возомнившие себя близкими знакомыми — толпились в гостиной, вымаливая позволение прикрепить вуаль или выбрать цветок для платья.

Должно быть, мужья не интересовались процессом облачения своих жен: все секреты давно известны, трепет новизны утрачен. Хотя если учесть, что они с Элайджей не встречались в будуаре уже девять лет, не грех было бы проявить каплю любопытства. Когда супруги в последний раз спали вместе, она еще была неуклюжей плоскогрудой девятнадцатилетней девчонкой.

— А если бы внизу ждал Вильерс, вы бы его приняли? — осведомилась Бриджит и, словно художник, создающий яркие театральные декорации, причудливо высыпала на туалетный столик целую коробку разноцветных лент, а сверху — якобы небрежно — положила изящное зеркальце с серебряной ручкой.

— Вильерс опасен, — заметила Джемма.

Да, герцог сочетал в себе качества, которыми не обладали ни Корбин, ни Делакруа. Во-первых, он блестяще играл в шахматы, обладал острым умом и умел создавать оригинальные, непредсказуемые комбинации. А во-вторых… Во-вторых, он не скрывал вожделения. Пыл Вильерса ничем не напоминал легкие чувства галантных поклонников. Его откровенное восхищение больше походило на мрачное подводное течение; дерзкий красавец неумолимо притягивал мощной энергией обаяния, неотразимым очарованием улыбки, магнетическим взглядом доставшихся в наследство от матери бездонных глаз…

Бриджит вздохнула:

— Да, конечно, он француз, и это обстоятельство в корне меняет дело.

— Но только наполовину.

— Assez! Assez! C’est assez[1].

Горничная, как всегда, не ошибалась. Унаследованной от матушки французской крови действительно оказалось более чем достаточно… особенно в сочетании с английской мужественностью и силой. Необычный человек представлял серьезную опасность для душевного покоя любой женщины — не говоря уж о репутации.

— Значит, пригласить только Корбина, и больше никого? — уточнила Бриджит, забирая поднос с карточками.

Как правило, светская леди впускала в будуар двух, трех, а то и четырех джентльменов — тонких ценителей кружев и глубоких знатоков мушек. Приглашение одного лишь Корбина могло бы вызвать скандал, но разве кто-нибудь заподозрит, что она затевает интрижку с галантным кавалером? Да, лорд Корбин неизменно оставался любимым партнером в менуэте и удобным компаньоном. Блестящий танцор, элегантный щеголь, искусный собеседник. А главное, Джемма давно сделала вывод, что по большому счету интересует его так же мало, как и он ее.

Что, если, несмотря на почти официальный договор, Элайджа не приедет? Что, если дела государственные окажутся важнее и весомее дел сердечных?

Нет, исключено.

Кроме того, сердечные дела с собственной женой невозможны в принципе.

— Да, только лорда Корбина, и больше никого, — решительно кивнула герцогиня.

Бриджит поспешила в холл, чтобы пригласить счастливца, разочаровать неудачников и посеять семя сплетни относительно персональных предпочтений леди Бомон.

Спустя несколько мгновений блестящий джентльмен появился в дверях и помедлил ровно столько, сколько было необходимо, чтобы Джемма успела по достоинству оценить изысканный костюм, а сам он смог восхититься живописным беспорядком на туалетном столике. Искренний восторг на лице верного поклонника благотворно подействовал на обремененную сомнениями душу.

— Не откажусь от бокала шампанского, — обратилась Джемма к горничной. — Присоединитесь, лорд Корбин?

— Безусловно, — томно протянул гость.

Отец признанного законодателя светских нравов, скромный сельский помещик, должно быть, с трудом воспринимал образ жизни и манеры старшего сына. Парик модника отличался безупречной белизной, а каблуки украшенных пышными бантами башмаков вполне могли бы соперничать с каблучками дамских туфелек. От полной женственности образ спасали лишь ширина плеч да волевой подбородок.

Темно-розовый камзол украшали манжеты цвета хурмы — в тон бриджам, а чулки…

— О, что за восхитительные чулки! — воскликнула герцогиня. — Кремовые, с розовыми стрелками по бокам!

Корбин любезно поклонился:

— Должен признаться, что увидел фасон на лорде Ститтле.

Гость опустился в ближайшее кресло — так удобнее было помогать в выборе украшений.

— Предпочла бы не представлять картину, — отозвалась Джемма.

— Знаю, знаю. Сам говорил франту, что на толстых ногах предпочтительнее темные тона. Как бы там ни было, а имя галантерейщика удалось вырвать лишь после долгих пререканий. Не поверите: Уильям Лоу с Бонд-стрит. А я-то всегда считал, что Лоу продает деревенским жителям шерстяные носки, и больше ничего.

Глаза, еще минуту назад полные восторженного внимания, вспыхнули веселыми искрами, и Джемма сразу почувствовала себя в пятьдесят раз лучше.

— Сегодня я должна выглядеть превосходно, — заметила она и с сожалением услышала в собственном голосе опасную искренность.

— Но, дорогая, вы всегда выглядите превосходно! — Джентльмен красноречиво вскинул брови. — Всегда! Подумайте, разве стал бы я так настойчиво искать вашего общества если бы не считал самой изысканной, самой достойной светской леди во всем Лондоне?