Памела Кент - Мужчина, который вернулся

— Можете принять аспирин, — сказал он. — Но я привезу вам другие таблетки, думаю, они подойдут больше.

— Перестаньте, доктор, — запротестовала Харриет, — вы слишком серьезно относитесь к таким мелочам!

Доктор Дрю с ней не согласился:

— Это не мелочь. Вы могли потерять сознание.

— Но ведь не потеряла. Очевидно, у меня очень крепкая голова.

Доктор пошел к двери, потом обернулся и посмотрел на нее. У Харриет осталось впечатление, что, хотя доктор торопился и несколько раз вынужденно признавал, что опаздывает к пациенту, он с удовольствием задержался бы подольше… даже под самым незначительным предлогом.

— Конечно, если таблетки не помогут, сообщите. Завтра я приду и посмотрю вас. Но, думаю, все будет в порядке.

— Спасибо, доктор. — Харриет слабо улыбнулась. — Вы действительно окружаете пациентов самой нежной заботой, не так ли?

Доктор Дрю нахмурился:

— Ну, естественно… если они мои пациенты. Стараюсь по мере сил.

— Уверена.

У Харриет слишком разболелась голова, чтобы продолжать разговор, хотя она испытывала странное желание провоцировать доктора. К тому же в мыслях у нее царила полная неразбериха, хотелось остаться одной и позвонить экономке, чтобы она принесла еще чашку чаю… на этот раз настоящего крепкого чая. Голову словно вскрыли консервным ножом, и, касаясь подушек за спиной, Харриет всякий раз вздрагивала от боли.

— Ну, — наконец произнес Филип Дрю. — Я пошел.

— До свидания, доктор.

Харриет надеялась, что экономка проводит его к выходу. Ноги у нее не слушались, доковылять до парадной двери не было никакой возможности, да и к тому же такая попытка наверняка рассердила бы доктора.

Глава 6

Часа через два Харриет легла спать, а доктор с таблетками все еще не возвращался. Уговоры экономки выпить немного бульона перед сном не подействовали. Голова перестала кружиться, но при одной мысли об одевании и обеде в столовой ей становилось нехорошо. Кроме того, глупо обедать в одиночестве, не испытывая голода.

Харриет с трудом приняла ванну и, слегка освеженная, доплелась до кровати и улеглась с пузырьком аспирина в руке и горячим молоком на ночном столике. Впоследствии девушка не помнила, сколько приняла аспирина, но ее совершенно точно нельзя было упрекнуть в неосторожности — таблеток не могло быть слишком много. Однако ее почти сразу сковал глубокий, тяжелый сон, очевидно продолжавшийся несколько часов, потому что, когда она открыла глаза, высоко в небе светила луна, а в доме было очень тихо.

После нескольких минут бодрствования Харриет опять заснула, на этот раз сны сменялись один за другим и отличались удивительной реальностью. Словно она снова на чердаке и нашла портрет, похожий на Филипа Дрю. Он стоит у стены, как в тот первый раз, потом вдруг начинает расти и вместе с рамой приобретает определенно исполинские размеры.

Затем рама вдруг исчезла, и Харриет привиделось, что она стоит лицом к лицу с портретом, с ней разговаривает мужчина, вылитый Филип Дрю, суровые черты его лица так грозны, что вгоняют в дрожь. А потом внезапно оказалось, что он вышел из портрета и расхаживает по комнате, поучая ее… осыпая упреками…

Мужчина с портрета хотел знать, почему Харриет так глупа, почему вела себя так опрометчиво и вовремя не увернулась от балки… потом подошел вплотную к ней, заглянул в глаза, и она почувствовала, что тонет в абсолютно черных глубинах. Затем она ощутила его пальцы на своем запястье, мужчина тряс ее за руку. Сейчас он уже не обвинял Харриет в глупости, он метал громы и молнии. Гнев мужчины с портрета, словно раскаленное железо, жег ее душу, Харриет хотелось расплакаться от такого незаслуженного, несправедливого отношения. А боль, которую причиняли стискивающие ее запястья пальцы, не давала ей сосредоточиться. Харриет понимала только одно — ни в коем случае он не должен так плохо о ней думать, — но ничего не могла поделать. Совсем, совсем ничего!

— Я не виновата, Филип! Я не хотела, Филип! Филип, Филип!..

Харриет так резко пошевелилась в кровати, что боль снова прострелила голову, она открыла глаза — над ней склонялся мужчина с портрета, только вместо шейного платка и бакенбард он носил аккуратный воротничок, галстук и был чисто выбрит. Со вздохом облегчения она узнала доктора Дрю, более того, в глазах доктора светилось искреннее участие, а когда он заговорил, его голос срывался от сострадания… и звучал так тепло, нежно и проникновенно, что Харриет поняла: всем страхам пришел конец — и инстинктивным движением уцепилась за него.

С помощью доктора Харриет села в постели.

— Я приняла… приняла вас за другого!

— Ну, я все тот же! — Доктор присел на кровать, его голос удивительно успокаивал. Он убрал с горячего лба Харриет волосы, пригладил их, и девушка почти сразу почувствовала прохладу и облегчение, и, хотя знала, что на самом деле видит человека на портрете, это не имело значения, потому что он тоже Филип Дрю… Ведь еще только днем, слабую и оглушенную, он прижимал ее к своему плечу, а сейчас помог сесть в кровати и взбивал подушки за спиной. — Я сказал, что вернусь с таблетками, но, к несчастью, задержался. Подумал, что у вас хватит здравого смысла лечь спать, вы так и сделали.

Харриет все еще сжимала его руку.

— Сколько сейчас времени?

— Одиннадцатый час. К счастью, дом не заперт.

— И вы только что вошли в мою комнату. Очень хорошо, потому что мне приснился такой ужасный сон!

— О чем? — Доктор с улыбкой взглянул на девушку. — Надеюсь, не обо мне? Я хочу сказать, надеюсь, что фигурирую в вашем сне в приятном качестве. Но вы звали меня по имени. Говорили «Филип, Филип!».

— Я? — Харриет посмотрела на него расширенными глазами. — Но это другой Филип… то есть на самом деле не вы! Мужчина на портрете… и он был совсем не похож на вас! То есть одновременно похож и непохож.

Доктор нежно провел пальцем по ее щеке, поглаживая, лаская.

— Ну, я рад, что была разница. — Его губы растянулись в легкой усмешке. — Очень рад!

Глаза Харриет опять расширились.

— Но он был так реален. Он… он тряс меня! Ужасно сердился на меня!

Доктор Дрю нахмурил брови.

— Забудьте, — посоветовал он. — Это был просто кошмар.

— Нет, не кошмар! Не кошмар! — Она вцепилась во врача мертвой хваткой. — Вы же еще не уходите, правда?

— Еще нет. — В его глазах появилась легкая тревога. — Сейчас я дам вам снотворное, вы крепко заснете, и сны вас больше не побеспокоят… и, во всяком случае, портрет, что вы видели на чердаке, — просто портрет. И раз он исчез, возможно, это просто галлюцинация, из-за сумерек. Что-то в этом духе.