Снова ты - Ария Тес

создается особый коридор, где стены — это просто фото на высокой выдержке у очень плохого фотографа. От мира вокруг остаются только размазанные пятна, длинные, горящие полосы, и все вокруг в блюре…Это как словить стоп на одном объекте, пока вся остальная жизнь слишком быстро убегает вперед. Это как если бы ты ослеп, но видел только одно — образ, который забыть невозможно, глаза, которые являются тебе в снах, преследуют и в реальности при особо плохих раскладах. Губы, голос…

Измайлов не изменился и стал будто бы одновременно совсем другим человеком. Я его одновременно знаю, но вместе с тем совсем нет; это в моменте так, само собой. Потом, когда я приду в себя, я буду думать по-другому, но сейчас…может быть, эта тьма ночная скрывают его тьму? И я не вижу ничего, кроме чего-то нового, неведомого ранее…

Ветер качает деревья. Самые настоящие пальмы, ходящие вокруг ходуном; и знаете? Это выглядит почти иронично, потому что мир вокруг смазался и заблюрился, но он так четко отражает то, что сейчас происходит в моей голове.

Я не могу перестать на него смотреть.

Нас разделяет расстояние. Довольно-таки большое, если честно, ведь это точно не расстояние вытянутой руки.

Мы стоим на разных балконах. Но рядом. Логика подсказывает на подсознательном уровне, что его комната — сейчас будет смешно, ха! — соседняя после моей. Замечательно, да? Если судьба есть, она, само собой, та еще сука…

Резко отворачиваюсь.

Меня шпарит.

Как на солнце смотреть без защиты — это сложно, это больно и это абсолютно точно опасно. Нельзя.

Рома тихо улыбается…

- Ты стала еще красивее, чем была. Не думал, что это возможно, а…

Вот же…сука! Как он смеет?!

Моментально отращиваю все свои шипы, смотрю на него и рычу:

- Рот свой закрой! Немедленно.

Он замолкает. Здесь по-прежнему темно, только луна свои лучи на нас направляет, как прожекторы, но! В таком свете хрен, что разглядишь. Конечно, при условии, что ты не хочешь этого видеть…

Видимо, я хочу.

Потом себя поругаю, но замечаю, как его взгляд тяжелеет, однако…в нем по-прежнему есть жадность, с которой он смотрит на меня. Как разглядывает, как дышит через раз, словно…боится? Если бы я не знала его, я бы так и подумала: он боится, и это льстит. Любой женщине польстил бы такой взгляд: словно мужчина с безумным упорством заставляет свои глаза не моргать, потому что боится, что ты исчезнешь. Как предрассветный туман. Или как призрак…

- Прости, - роняет тихо.

Я снова отворачиваюсь. Это пытка. Мысли — это пытка; ведь я не верю им, а даже если бы хотела поверить — если бы хотя бы хотела! Я не хочу! — потом это будет неизбежно больно, как в первый раз…когда ты думаешь, что у тебя есть свой мир, когда ты вкладываешь в него, когда ты в нем живешь, а потом, оказывается…все это было лишь в твоем воспаленном мозгу.

Глупая Лера…

Прикрываю глаза. Посильнее сжимаю ворот своего махрового халата, словно мне холодно; мне не холодно. Само собой. Я только изнутри мерзну уже который год. Из-за него. И знаю, что это не исправит никакая теплая одежда, хоть в сто шуб запендюрься.

Дурость…

Разумеется, это все бред. Такой бред! Реагировать так на человека, который с тобой обошелся когда-то хуже, чем с самым своим ужасным врагом. Уверена, если я выйду в сеть и запилю какой-нибудь дикий пост с подробностями нашей истории, мне у виска покрутят. Скажут, наверно: девочка, тебе дорога прямая к психологу. А лучше, моя милая, к психиатру сходи. Это ведь клиника, понимаешь? Что ты носишь в своей душе? К кому? К нему, что ли?! Забыла?! Напомнить?! Что он с тобой, как он с тобой! Сволочь такая.

Нет, я не забыла.

И вы не поверите, я бы у психолога, только, как вы можете заметить, не помогло. Меня трясет изнутри, я злюсь — на него, на себя! Нет, больше на себя. Но, знаете что еще? Что я чувствую? Отчего на мне крест смело можно поставить. Только никому не говорите, потому что в таком признаться сложно — мое сердце дрожит. Там, под глухой обороной, под тысячами пластов боли, моей брони из нее, родимой, и из злости жгучей — оно дрожит, ведь оно…радо.

Господи, хочется саму себя прибить. Пожалуй, я даже не ищу понимания, не ищу прощения, оправдания. Наоборот. Если совсем откровенно, я надеюсь, меня распнут за такие чувства, чтобы никому не повадно было. Назовут дурой, отправят на какой-нибудь остров необитаемой, чтобы не заразила остальных представительниц прекрасного пола своей…слабостью.

- Я не знал, что ты будешь здесь, - снова говорит он.

Не отводит взгляда. Я ощущаю его всем жаром по коже, всеми мурашками, всеми внутренними вибрациями. И хочется рыдать — что со мной? Все же было хорошо. Без него — все было хорошо!

- Закрой рот, - шиплю, - Не смей со мной разговаривать.

- Я понимаю… - начинает он после короткой паузы, а меня прям подрывает!

Если бы у шторма, который вот-вот накроет остров, было имя — оно было бы моим.

- Я сказала! - резко поворачиваюсь и на эмоциях шагаю ближе, - Не смей со мной разговаривать! Я не желаю слышать звук твоего голоса, не желаю…ничего, что связано с тобой! Это понятно?!

Наконец-то он отводит свои глаза и пару раз кивает. Я не замечаю, что с силой сжимаю перила из теплого дерева. Возможно, на них останутся следы от моих ногтей…

Отведи глаза.

Не могу.

Смотрю на него. Жадно пожираю образ, который когда-то так любила, и да! Да! Он изменился…

Повзрослел будто лет на двадцать. И жизни в нем будто бы поубавилось, похудел. Подкачался…

Твою мать!

Горячие образы рук его, которые теперь имеют более выраженный рельеф, заставляет вспоминать о том, как я кусала эти плечи. Как я гладила их. Как наносила дурацкую пену! И как я любила каждую черту его, каждый сантиметр…

А сейчас ненавижу.

Как же я тебя ненавижу!

- Не смей никому говорить о том, что было между нами, Измайлов!

Рома поднимает глаза. Через мгновение поворачивается ко мне лицом, теперь стоит напротив. И он слишком близко. Все еще далеко, но слишком близко; хотя...разве будет когда-нибудь достаточно? Мне было мало нескольких стран между нами, забыла?

И смотрит так…господи, как он смотрит на меня...Намного глубже, чем раньше. И...

Нет! Стоп! Никаких "и", "но", "или"! Прекрати отвлекаться!

- Никто