Мелисса Макклон - Выходи за меня!

Дверь уже была открыта. Кейн стоял снаружи, стряхивая снег и лед с чехлов с платьями.

— Заходи в домик, — произнес он так резко, что она поморщилась.

Серена послушалась его, не сказав ни слова.

Она поставила коробку с припасами на деревянный стол, под который были задвинуты стулья. В домике с одной комнатой было теплее, чем снаружи, но ненамного, поэтому она не стала снимать мокрый жакет.

Кейн, войдя, поместил сумки с платьями на одну из металлических двухъярусных кроватей, стоявших вдоль стены напротив двери. Четыре кровати, но всего один матрац.

Серена задохнулась. Во что она ввязалась?

— Где-то должна быть цистерна с пропаном на две настенные лампы, печку и духовку. — Он снял с плеча вещевой мешок и взял со стола какую-то трубку. — Мне нужно привести в порядок дымоход — тогда мы сможем пользоваться печкой, — а заодно открыть ставни, чтобы здесь были свет и воздух. Я сейчас вернусь.

Серена осталась в домике. Она заметила деревянный шкаф, открыла его и обнаружила консервы. Они с Кейном не замерзнут, и им не доведется голодать. В домике было почти уютно.

Она услышала шум на крыше и на двух стенах домика, где находились окна.

Спустя несколько долгих минут вернулся Кейн с охапкой дров в руках. Он снял куртку и повесил ее на крючок за дверью.

— Крыша не протекает. — Кейн открыл печную заслонку и добавил, увидев консервы: — Молодец, Серена!

— Ты тоже молодец.

Он вытащил из вещевого мешка газету, скомкал несколько страниц и сунул их в печку. Потом подбросил туда дров, из тех, что лежали возле печки. Из кармана вещевого мешка Кейн достал зажигалку и поджег бумагу.

Серена сняла мокрые перчатки.

— Встань поближе к печке, — посоветовал Кейн.

Она так и сделала и принялась греть замерзшие руки.

Кейн зажег две настенные лампы, и в домике стало светло. Потом он вылил в кастрюлю бутылку воды и поставил ее греться на печку.

— Ты почувствуешь себя лучше, когда выпьешь горячего.

— А как же ты? — спросила она, зная, что ему должно быть так же холодно, как ей.

Он снял ботинки и носки.

— Давай сначала согреем тебя.

Окна задребезжали от порыва ветра. Она вздрогнула, чувствуя огромное облегчение при мысли от того, что Кейн здесь, рядом с ней.

Немногие мужчины знали бы, что делать в подобной ситуации. И уж наверняка не Руперт, не умеющий обращаться с инструментами, и не Малколм, которому раз в неделю обязательно делали маникюр. Если бы Руперт не смог пользоваться мобильником или лэптопом, он бы обезумел. А окажись здесь Малколм, он бы почувствовал вдохновение, принялся создавать модели повседневной одежды для улицы и больше ни о чем не стал бы беспокоиться. Даже о том, чтобы выжить.

По крайней мере, благодаря Кейну они могли провести ночь в теплом, сухом домике, и у них была еда.

— Ты достаточно согрелась?

— Достаточно для чего?

— Для того чтобы раздеться.

Глава пятая

Серена скрестила руки на груди.

— Раздеться?

Он нахмурился, чувствуя себя полным идиотом.

— Ты не так уж неотразима, крошка. Нам нужно снять мокрую одежду, чтобы избежать переохлаждения. Вот и все.

— У меня нет другой одежды.

— Ты можешь выбрать одно из шести свадебных платьев. Сама же предпочла взять с собой эти платья, а не свой чемодан. Так пусть они кому-нибудь пригодятся!

— Они пригодятся тем счастливым женщинам, для которых я придумала эти фасоны.

— Прекрасно. — Кейн вытащил из вещевого мешка одеяло и рубашку и бросил их Серене. — Вот. Это все, что у нас есть. Я оставил большую часть своей одежды в самолете, чтобы донести припасы.

— Мне не нужно переодеваться. Я и так обсохну.

— Сейчас же снимай одежду, не то я сам тебя раздену! С переохлаждением шутки плохи.

Она попыталась снять жакет, морщась при каждом движении.

После ее третьей попытки Кейн выругался.

— Так ты еще больше навредишь самой себе!

Он осторожно снял с нее жакет. Серена не строила гримас, но он видел, что ей больно.

Кейн повесил жакет на крючок.

— Он же весит целую тонну! Не могу поверить, что ты все время в нем ходила.

— У меня не было выбора.

— Верно, но ты сильнее, чем выглядишь. Сядь. — Он указал на стул рядом с печкой. — Я сниму с тебя ботинки, а потом ты сможешь раздеться.

Серена молча села на стул и положила на колени одеяло и рубашку.

— Левый или правый? — спросил Кейн.

Она подняла правую ногу. Кейн принялся снимать с нее ботинок. Это удалось ему не сразу: мокрая кожа ботинка прилипла к икре Серены.

— Следующий!

Она подняла левую ногу, и он снял другой ботинок.

— Теперь твои… — он пристально посмотрел ей на ноги, — чулки.

Их она сняла самостоятельно.

— Мне нужно осмотреть твои ребра.

— Моим ребрам уже лучше. Тебе что, нравится смотреть на женскую грудь?

— Когда выпадает такая возможность, — весело признал он. — Давай поглядим!

Она сжала губы.

— Привыкла сама о себе заботиться?

Она кивнула.

— У меня такой же характер. Я люблю самостоятельность, когда ни о ком не нужно беспокоиться. Но иногда обстоятельства меняются, — сказал он. — Подними-ка рубашку.

Серена задрала блузку. Он увидел ее гладкую кожу и плоский живот, и у него захватило дух. Пересохло во рту. Он уставился на пупок девушки.

— Кейн?

Кейн опомнился. Что он делает? Пялится? Смотрит с вожделением? Она — его пассажирка. Он будет заботиться о ней, нравится ему это или нет.

— Где у тебя болит?

— Здесь, — указала она на левый бок.

Кейн взглянул туда, куда она показывала, стараясь не обращать внимания на тонкую талию. Он легко надавил пальцами на мягкую кожу.

— Так больно?

— Немного.

— А здесь?

— Ай!

Кейн отдернул руку.

— Ты могла сломать ребро, но, по-моему, это просто ушиб. Чтобы сказать точно, нужен рентген. — Он открыл походную аптечку. — На всякий случай я наложу эластичный бинт. Встань.

Она подчинилась и задрала блузку еще выше. Он увидел розовое кружево лифчика, после чего резко вдохнул.

Не смотри. Не думай. Действуй.

Бинтуя ребра, он мысленно повторял таблицу умножения для девяти, десяти и одиннадцати.

— Не слишком тесно?

Судя по ее виду, ей было так же неловко, как ему.

— Именно так, как нужно. Спасибо.

У них был долгий день, и им предстояла еще более долгая ночь.

Он обработал рану на голове Серены и наложил повязку.

— Все готово. Но может остаться маленький шрам.

— Шрам? — встревоженно спросила она.