Маурин Ли - Танцующие в темноте

— За что, мама?

Она пожала плечами, потом снова поморщилась.

— Обед сгорел. Я знала, что он сгорит — все это время в духовке простоял.

— Ты хочешь сказать, все это… — Я махнула рукой в сторону черного глаза, разбитой губы, синяков, — только из-за сгоревшего обеда?

— Только частично. Меня долго не было дома, Миллисент, почти четыре часа. Да, какой чудесный день. — Ее глаза светились, когда она думала о прошедшем дне. — Я такое удовольствие получила и так рада, что у Труди все получилось, что Колин привез детей, бабушка приехала, ты и Деклан. Джеймс такой чудный парень, так мне понравился. — Она заставила себя засмеяться. — Я даже купила себе пару сережек, чтоб надеть на твою свадьбу — маленькие такие, с красными цветочками, как раз под мое лучшее пальто.

— Ах, мама! — Я слегка коснулась ее поблекших волос.

Она вздохнула.

— Он всегда не выносил, если я счастлива. Я никогда не осмеливалась зайти домой с улыбкой, это всегда выводило его из себя. Он себя чувствовал так, будто от него отгородились, и взрывался. А сегодня я просто не думала об этом. Хотела, чтобы он порадовался за Труди и вообще за все. Вместо этого он на меня накинулся. Пока меня не было, он заводился все больше и больше.

— Он всегда был мерзким выродком, — сказала я злобно.

Последовало долгое молчание. Мама, кажется, ушла в свой собственный мир. Снаружи прорычал и затих мотоцикл. Я встала и посмотрела сквозь шторы. Из дома напротив вышла девушка, села на заднее сидение, и мотоцикл умчался прочь. Я стояла у окна, хотя смотреть было больше не на что, разве что на оранжевые фонари, затихшие дома, на случайную машину. Прошла группа мальчишек, пинавших футбольный мяч. И тут мама заговорила тихим, отстраненным голосом:

— Помню, я была еще совсем маленькой, два или три года. Мы уходили куда-то на целый день, бабушка и я. Когда вернулись домой, было уже поздно. Я тебе говорила когда-нибудь, что мы довольно долго жили у Эльзы Камерон? Так вот. Эльзы не было дома, и мы услышали шум из шкафа за лестницей — ужасные рыдания. Бедный мальчишка сидел там, запертый в темноте, уже несколько часов. Ты никогда не видела таких глаз, какие были у него, — лихорадочные и яркие, такие, будто он сошел бы с ума, если бы просидел там еще чуть-чуть. А ему было всего шесть лет.

— Ты про кого говоришь, мама? — спросила я, сбитая с толку.

— Про твоего отца, милая. После этого бабушка больше никогда не оставляла его одного с Эльзой. У его матери была эта болезнь… Сейчас она называется родильная депрессия, что-то в этом роде. Ей нельзя было воспитывать ребенка.

Я почувствовала, как холодею. Вспомнила фотографию в квартире Фло — женщина деспотичного вида с прелестным ребенком на коленях, ребенком, который стал моим отцом. Я попыталась представить себе чудовище, установившее над нами в детстве власть страха, охваченным ужасом шестилетним мальчиком. Это было сложно.

— Почему ты нам этого никогда не рассказывала, мама? — спросила я дрогнувшим голосом.

— Твой отец заставил меня поклясться, что я не скажу ни слова, ни единой душе. Думаю, ему стыдно. Ты уж, пожалуйста, не обмолвись об этом.

— Но мы могли бы понять.

— Возможно. А может, и нет.

— Думаю, все было бы по-другому, если бы я не подвела его, — сказала она скорее себе, чем мне.

— Как, мама?

— А, не важно. Это уже так давно было. Хочешь чаю? Я умираю как хочу. Я еще не пила с тех пор, как домой приехала.

— Сейчас сделаю. А где Деклан?

— Еще не возвращался. Он пошел с парой, которая делала забавные футболки.

Пока я готовила чай, в голове у меня кружил настоящий вихрь. Я не знала, что и думать. Что бы ни произошло с отцом в детстве, простить то, что он вытворял с нами, невозможно. Ни мама, ни мы, его дети, не виноваты в том, что у его матери была родовая депрессия. Почему он вымещал это на нас?

Когда я вернулась с чаем в спальню, мама спросила:

— Так что там за сюрприз в квартире Фло? Или ты по-прежнему не хочешь говорить, пока я там не окажусь?

— Я совершенно забыла об этом! — Я взяла маму за руки. — Приготовься к шоку. Фло оставила тебе свою квартиру и все свое состояние. Двадцать три тысячи семьсот пятьдесят два фунта и одиннадцать пенсов, если говорить точнее.

Я не уходила, пока не вернулся отец. Когда открылась задняя дверь, я поцеловала маму на прощанье и пошла вниз. Пошатываясь, он шел через кухню, глаза его были подернуты туманной пеленой.

— Если ты еще раз хоть пальцем прикоснешься к матери, — сказала я резким голосом, от которого у меня самой зазвенело в ушах, — я тебя убью, так и знай. — Он бессмысленно посмотрел на меня, словно не понимал, откуда доносится странный голос. — Ты меня понял? — настаивала я.

Он кивнул. Я остановилась, уже положив руку на ручку парадной двери, приведенная в некоторое смятение выражением неприкрытого страдания на его лице, на которое раньше я, вероятно, не обратила бы внимания. Потом он сказал нечто, что казалось лишенным всякого смысла, но от этих слов у меня почему-то свело живот.

— Это все из-за тебя.

Я попыталась придумать, что ответить, а потом решила, что он просто пьян и несет ерунду. Я встряхнулась и вышла.

Я уговаривала маму уходить немедленно. В квартиру Фло можно было переехать хоть сейчас. Я ни к чему не прикасалась, и это оказалось кстати. Квартира осталась в том виде, что и при жизни Фло.

— Спешить некуда, милая, — сказала мама. — Твой бедный отец будет еще неделю или две сожалеть о случившемся. Я лучше скажу ему обо всем тогда, когда буду готова уйти. Я ему много задолжала, но теперь, когда у меня есть деньги и место, где жить, я ничего не боюсь. Я от этого чувствую себя сильной. — Она выглядела ошарашенной, словно не могла привыкнуть к мысли о своей удаче.

— Когда мы впервые встретились с Фло, я, помню, сказала ей, что мне очень нравится ее квартира. Не могу поверить, что она моя.

— Пока не говори отцу про деньги, — предупредила я. — Если он наложит на них лапу, все до последнего пенни тут же уйдет на лотереи и скачки.

— Я, может, и выгляжу дурой. Наверное, я и была дурой большую часть своей жизни, но все же я не настолько тупая.

— Утром приезжай и хорошенько осмотрись, — возбужденно сказала я. — Я возьму на работе выходной. У меня осталось два дня от отпуска, я их оставляла на Рождество. — Мой мозг работал с перегрузкой, обдумывая, как помочь матери наладить жизнь. — Тебе нужно пожить в квартире Фло несколько месяцев, а потом ты можешь продать ее и купить похожую в Оксфорде.

— М-м-м, пожалуй, так я и сделаю, — сказала мама мечтательно и немного туманно, и я подумала, сможет ли она уехать из Киркби, когда до этого действительно дойдет дело.