Вера Крыжановская - Рекенштейны

Танкред взглянул на улицу и увидел, что они едут мимо цветочного магазина; он дернул шнурок, вышел из кареты и через минуту вернулся с бесподобным букетом роз и нарциссов и подал его Лилии.

— Позволь мне предложить тебе эти цветы, чтобы немного оживить твой мрачный туалет; и пусть они будут символами счастья, которое тебе предназначено внести в этот дом, куда ты войдешь госпожой.

Молодая женщина кивнула головой и взяла небрежно в руку букет. Но она не имела времени отвечать, так как карета остановилась у подъезда и лакей выбежал отворить дверцу. К его удивлению, равно как и к удивлению всех других лакеев, собравшихся в вестибюлях, граф проворно выпрыгнул из экипажа, подал руку мадемуазель Берг, которая стояла бледная, с букетом в руках.

— Можете поздравить нас, Мюллер, вот моя жена, графиня Рекенштейн, — сказал весело Танкред.

Лилия поблагодарила старого служителя, растерянно и смущенно проговорившего какое-то приветствие, ответила легким наклоном головы на низкий поклон других слуг, затем, опираясь на руку мужа, поднялась, как во сне, по широкой лестнице.

При входе в большой зал Сильвия, бледная и встревоженная, ждала незнакомую невестку. Увидев Нору под руку с Танкредом, она вскрикнула от радости и удивления. Лилия, еще более взволнованная, уронила свой букет и бросилась в объятия милой девушки, которая, не зная, кто она, всегда оказывала ей искреннюю дружбу. Обе они не сказали ни слова, но губы их слились в долгом поцелуе.

Танкред молча поднял букет и положил его на стол. Но Сильвия, заметив по выражению лиц, что бурная сцена разыгралась между молодыми супругами, воскликнула минуту спустя:

— Нет, я не могу прийти в себя! Нора, моя любимица, оказалась Лилией. Ах, как могла ты, плутовка, быть такой скрытной и столько времени не признаваться мне?

Потом, кидаясь на шею брата, шепнула ему лукаво:

— Ну что, ты все еще недоволен? Все еще находишь ее некрасивой до отвращения?

— Как знать, если не наружность, то, быть может, душа ее некрасива. С самого начала она проявила враждебное ко мне отношение, — ответил граф, уходя из комнаты и оставляя приятельниц одних.

— Ваша враждебность, надеюсь, будет непродолжительна, — сказала весело Сильвия, обнимая невестку. — Танкред, я уверена, раскаивается в своей виновности перед тобой. Впрочем, ты довольно жестоко наказала его; он очень страдал и теперь отдаст тебе все свое сердце. Такая красивая, умная, кто может видеть тебя и не полюбить!

— Я не хочу его любви! — вскрикнула Лилия, и горячие слезы брызнули из ее глаз. — Если бы ты видела, как он насмехался надо мной перед прелатом. Вместо того чтобы извиниться, он мне приписал вину во всем и заставил меня следовать за ним, грозя властями, если я не соглашусь. Ах, я не хочу и повторять тебе всех оскорблений, какими он меня осыпал, этот фат, привыкший к поклонению женщин. Но я не слепа. И если на его стороне закон сильного, на моей стороне — нравственный закон; и я внушу ему, как держаться относительно меня. Он очень ошибается, если думает найти во мне покорную супругу, которая примиряется по первому знаку, как героиня комедии.

Сильвия глядела на нее с удивлением. Ужели эта спокойная, рассудительная Нора говорила с ней с таким лихорадочным волнением, с дрожащими губами и пылающим лицом? Чтобы дать разговору другой оборот, она сказала:

— Пойдем, сними шляпу и манто; ведь ты дома. Я покажу тебе комнаты, которые мы с братом приготовили тебе.

— Ты — да; но могу себе представить, с каким рвением Танкред готовил помещение для урода. Если бы ты видела, с каким ужасом и отвращением он глядел на дверь, когда я входила. Появление чумы он не мог бы ждать с большим страхом. Ах, не говори мне о нем!

Тем не менее прелестный уголок, в котором ей предстояло жить, произвел на нее приятное впечатление. И поблагодарив еще раз Сильвию, она сняла шляпу и перчатки.

— Ну, вот ты и водворилась, хотя и не вполне, — заметила, смеясь, мадемуазель де Морейра. — Теперь я напишу записку Элеоноре, чтобы объяснить ей твою метаморфозу; сама ты не можешь в настоящее время ступить ногой в ее дом. Вместе с тем, я велю сказать Нани, чтоб она прислала твои вещи, так как приданое может быть готово только через несколько дней; а завтра мы переговорим с моей портнихой о твоих визитных платьях.

Через четверть часа Сильвия вернулась со смехом.

— Вещи твои приехали вместе с Нани, которую Элеонора вышвырнула за дверь заодно с твоими сундуками. Если ты довольна этой девушкой, так ты оставишь ее у себя. Она мне сообщила, что баронесса упала в обморок, узнав, кто ты; а когда она пришла в себя, с ней сделался страшный нервный припадок.

Вдруг Сильвия, сторожившая у окна приезд Арно, вскрикнула:

— Ах, Лилия, вот доктор! Какой у него счастливый, беззаботный вид. Бедный! Я решительно не знаю, как сказать ему правду.

— Я сама объясню ему, какая неодолимая сила не позволяет мне исполнить данного слова, — ответила Лилия, сдвинув брови, меж тем как Сильвия поспешно уходила.

— Обе графини в красной гостиной, — доложил лакей, встретивший Фолькмара.

Молодой человек, исполненный любопытства, проворно прошел две комнаты, предшествующие названной гостиной, но на пороге последней остановился удивленный, увидев Лилию; бледная, в белом платье, она стояла опершись на кресло. Доктор окинул взглядом комнату. Где же графини: Сильвия и жена Танкреда? И зачем Нора, такая нарядная, здесь, на семейном обеде?

Вдруг адская мысль мелькнула в его голове. Нора говорила о какой-то тайне и носила обручальное кольцо. Что, если она жена Танкреда?

— Нора, что значит ваше присутствие здесь? — вдруг вымолвил он прерывистым голосом.

Лилия поспешно подошла и протянула ему обе руки.

— Фолькмар, простите меня! — прошептала она трепещущими губами и устремляя на него умоляющий взгляд. — Помимо моей воли, я виновата перед вами. Я желала развода и была уверена, что получу его, но граф не согласился разойтись.

Бледный, как смерть, молодой человек прислонился к дверям. Ему казалось, что пропасть раскрылась у его ног, поглощая его будущее, его счастье, его надежду; не произнося ни слова, ни упрека, он молча опустил голову.

Лилия, тревожно следившая за ним, коснулась его руки, меж тем как слезы катились по ее щекам.

— Не огорчайтесь так, если в вас сохранилась хоть тень дружбы и любви ко мне. Вы молоды, и жизнь вознаградит вас. Но видеть, что вы страдаете из-за меня, мне так тяжело.

Голос ее прервался от волнения.

Фолькмар с живостью взял ее трепещущую руку и прижал к своим губам.

— Успокойтесь, я знаю, что вы не хотели сделать меня несчастным. И я понимаю, что Танкред, не желавший развестись с женщиной, которая ему не нравилась, не разойдется с вами. Это моя злая судьба, — сказал он с горькой улыбкой.