Мэри Кайе - В тени луны. Том 2

Его надтреснутый голос был под стать его виду. Постепенно Винтер стала узнавать и других: капитан Гэрроуби, доктор О’Двайер, миссис Хоссак…

Последняя обняла Лу Коттар и заплакала, а капитан восклицал:

— Миссис Бартон! Миссис Коттар! Как же вы… Мы все думали, что вы погибли, а спаслись только мы. Кто это с вами?

Он посветил лампой и в изумлении воскликнул:

— Боже! Это Рэнделл!..

— Всего лишь… — прошептал Алекс. — Привет, Гэрроуби. Как тебе удалось выбраться?

В комнате стояли железные кровати, шесть из них были поставлены вдоль стен. Капитан и Карлион положили Алекса на одну из них. Лежа, он прислушивался к истории их побега.

Дело было так. Супруги Гэрроуби, доктор О’Двайер с женой и миссис Хоссак с четырьмя детьми не поехали в резиденцию и этим избежали расправы. Миссис Хоссак замешкалась, потому что доктор О’Двайер был в бунгало, присматривая за ее старшей семилетней дочерью, болевшей тогда лихорадкой. Сам капитан Хоссак из полка полковника Пэкера был застрелен на плацу. Его денщик-индус приказал предупредить миссис Хоссак. Доктор, чье бунгало находилось по соседству, побежал, чтобы забрать жену и вещи. Все собрались около ждущего экипажа, собираясь ехать в резиденцию.

Капитан Гэрроуби из девяносто третьего полка также был предупрежден своими людьми, помчался в бунгало за женой, схватил ее в охапку, выехал на дорогу в резиденцию и увидел враждебную толпу, собиравшуюся у ворот. Он повернул коляску, решив направиться к реке, и встретил экипаж Хоссаков. Все они направлялись к мосту и переехали его на два часа раньше Алекса и Нияза. Боясь, что их остановят, они ни слова не сказали на мосту о панике в Лунджоре. Но в Пэри на них напала толпа мятежных сипаев из разбитого седьмого полка. Кучер и конюх капитана Гэрроуби вышли к толпе и заплатили за это своими жизнями. Но за эти несколько минут остальные повернули назад и помчались обратно и потом, бросив экипаж и скарб, укрылись в джунглях.

Одного из детей миссис Хоссак убили, а капитана Гэрроуби и жену доктора О’Двайера ранили. Миссис О’Двайер через два дня скончалась. Остальные бродили по джунглям, питаясь корнями и ягодами. Двое старших детей миссис Хоссак умерли друг за другом, а позднее от истощения и сердечного приступа умерла и миссис Гэрроуби. Капитан Гэрроуби и доктор с миссис Хоссак и оставшимся в живых шестимесячным малышом были вынуждены просить помощи в деревне на окраине Пэри. Жители приняли их и хорошо с ними обращались. Но три дня назад их вдруг посадили в закрытую повозку и привезли сюда, неизвестно почему и на сколько. Их кормят и обращаются с ними прилично, но все это достаточно тревожно.

Четверо других пленников прибыли на следующий день: лорд Карлион, преподобный Честер Добби, мистер Климпсон и мисс Кейр.

Они единственные, кто уцелел из пятнадцати европейцев, надеявшихся убежать из Оуда, схваченных и казненных в деревне в пяти милях отсюда. Эти же четверо много дней были в бегах, пока их не поймали и не привезли сюда.

Винтер еле слушала рассказ о побеге и приключениях. Глазами она нашла доктора О’Двайера, подбежала к нему и повела к Алексу. При этом она вопрошающе смотрела на его лицо.

— Поправится, — уверенно сказал доктор О’Двайер.

Затем местная женщина принесла простой пищи и кувшин свежего молока. Лу накормила малютку и стала рассказывать их историю. Голоса, лица, жара в низенькой комнате стали сливаться, и Винтер заснула и проснулась, когда солнце уже было высоко.

В дальней стороне помещения, где ночевали пленники, был огороженный двор. Дверь в него утром была не заперта.

Местная женщина снова принесла еду, но на вопросы отвечать отказалась и отошла к дальней стороне дворика, где уже собралась толпа деревенских зевак, с любопытством рассматривавших чужестранцев, обсуждая их, жуя ореховую жвачку.

— Что они могут с нами сделать? — беспокойно вопрошала Лу, укачивая малютку.

— Думаю, будут держать как заложников, — сказал преподобный Добби, который так вовсе не думал, но надеялся, что бог простит ему эту маленькую безобидную ложь.

— Заложников для чего? — допытывалась Лу.

Мистер Климпсон, среднего возраста судья, сбежавший из своего горящего бунгало с помощью верного слуги, сказал:

— Местный хозяин колеблется, не зная, кто победит. Поэтому он приказал брать в плен любых европейцев, не причиняя им вреда. Я думаю, он нервничает. Весь Оуд в волнениях и со времени заварушки идут дела у англичан плохо. А так как давно известно, что многие из них скрываются поблизости, он велел всех разыскивать и везти сюда.

— Да, да, — ободряя женщин, кивал мистер Добби. — Я уверен, что так и есть. Он хочет, чтобы мы были в безопасности. Ведь засов в двери держит не только нас внутри, но и других снаружи.

Карлион, опершись о косяк открытой двери, взглянул на говорящего сквозь полуоткрытые веки и поинтересовался, действительно ли он так думает. Карлион слышал рассказы о Джанси и о публичной резне европейцев, принявших условия капитуляции. Этот несчастный гарнизон был построен в три линии — дети, женщины и мужчины — связанные и беспомощные, они были зарезаны, так что женщины были свидетелями смерти своих детей, а мужчины — и тех и других, до того как пришел и их конец.

От одного помещика, у которого он скрывался, он также слышал о казни гарнизона в Каунпуре, принявшего предложение о сдаче и гарантии безопасности от Дунду Панта, Нана Саиба. Если верить рассказу, то измученные сдавшиеся были погружены на лодки, которые будто бы должны были их доставить в Аллахабад. Едва последний из них ступил на борт, лодочники подожгли соломенные крыши, а сами бросились в воду. Те же, что были на берегу, открыли огонь по пылающим плывущим мишеням. Так погиб последний гарнизон Каунпура. Спаслись лишь две из четырехсот женщин и детей, доплывшие до берега и взятые в плен.

Судя по этим историям, Карлион имел точку зрения, отличную от высказанных мистером Климпсоном и мистером Добби. По ней более вероятным было, что их держат здесь живыми ради устройства для толпы своего рода римских каникул, когда подвернется подходящий момент, вроде тех зрелищ, что были устроены в Джанси и Каунпуре.

— Я должен был вернуться домой, — подумал Карлион. — Это сумасшествие.

Он собирался домой, но вернулся в Дели, разгневанный на сбежавшую от него Винтер. Позднее от супругов Эбатнот до него дошло известие о ее замужестве. Но по-прежнему он не мог уехать, желая ее, как никого другого. Признать свое поражение и вернуться в Англию было для него немыслимо. Пока он находился в той же стране, что и она, у него еще был шанс, но с отъездом все было бы кончено. Что такое для него месяцы или даже год? Он мог себе позволить задержаться в Индии на сколько нужно, в твердой уверенности, что несколько месяцев замужества за этим олухом комиссаром излечат ее от романтического увлечения. И потом, когда она вернется (а она обязательно вернется), в нем-то и найдет настоящее утешение.