Кэтрин Коултер - Магия Луны

Дамьен криво усмехнулся:

— Перед правосудием? Чтобы весь мир узнал, что драгоценная доченька виконта Бэйнбриджа была изнасилована, причем не одним, а восемью мужчинами? Не смеши, Рафаэль. Ни один отец не допустит такой огласки.

— Наверное, мне следовало быть более конкретным, — невозмутимо заметил Рафаэль. — Когда я установлю, кто такой Рам, я сообщу об этом в министерство лорду Уолтону. Раму будет предложен выбор: либо он навсегда покинет Англию, либо умрет. Исчезнет с лица земли как мерзкая гадина, каковой он и является. И никто и никогда не помянет добрым словом эту мразь.

Рафаэль на секунду замолчал, пытаясь понять, что творится в душе брата. Однако его лицо оставалось спокойным и невозмутимым.

— Никто не станет горевать об этом исчадии ада, — вновь взволнованно заговорил Рафаэль. — Имей в виду, Дамьен. Я не желаю тебе зла. И тем более не хочу твоей гибели. Хотя я до сих пор не могу смириться с мыслью, что мой родной брат насиловал детей. Но ты должен остановиться. Иначе нельзя.

Дамьен молчал. Взяв серебряный нож для бумаги, он провел пальцем по острому блестящему лезвию и, казалось, глубоко задумался.

— Подумай об Элен, — все еще не мог остановиться Рафаэль, — у тебя чудная дочь, скоро родится наследник. Живи и радуйся! Что, черт возьми, с тобой происходит, Дамьен? Почему ты не можешь довольствоваться простым человеческим счастьем и предпочитаешь изображать из себя сатира? Кстати, смотровыми глазками умеешь пользоваться не ты один. Вчера я видел тебя с Молли. Ты даже служанок не пропускаешь. Почему, Дамьен?

Дамьен с трудом отвел взгляд от серебристого лезвия и твердо взглянул на брата.

— Скука, — отчетливо проговорил он, — ужасная скука.

Зло рассмеявшись, он взглянул на растерянное лицо Рафаэля, не ожидавшего такого ответа, и продолжал:

— Ты считаешь, что меня может удовлетворить это проклятое баронство и обладание набитым антикварной чепухой домом? Ты считаешь, что я могу быть трогательно счастлив и вкушать тихие семейные радости с женщиной, отец которой мне не доверяет и производит ежегодные выплаты из приданого? Какие же у нее есть основания рассчитывать на мою привязанность? Ты веришь, что я получаю удовольствие, прогуливаясь по акрам принадлежащей мне земли и подсчитывая растущие на ней деревья? Ты уверен, что женитьба в неполные двадцать два года была для меня великим благом? Боже, я еще и жить-то не начал, а уже связан по рукам и ногам этой претенциозной красавицей. Ты не можешь быть таким слепым, брат. Подумай, ты же сумел избавиться от скуки, ввязавшись в шпионские страсти. Тебе легче, у тебя никогда не было забот по поддержанию в пристойном виде этой груды камней и по продолжению достойного рода Карстерсов, баронов Драго! Даже сейчас ты утер нос мне да и всей нашей аристократии, занявшись добычей олова после того, как сколотил состояние на торговом поприще. И женился ты на женщине, принесшей тебе в приданое пятьдесят тысяч фунтов. Почему, черт побери, тебе так везет? Господи, как я тебя ненавижу, брат! Я даже не знаю, когда это чувство возникло впервые. Может, я с ним родился… Ты иногда вспоминаешь Патрицию? Да? Я тоже. Эта дура считала, что очаровала меня. А мне в ней нравилось только то, что я увел ее от тебя. Я был почти счастлив, занимаясь с ней любовью и зная, что ты где-то рядом, возможно, даже наблюдаешь. Ты был слишком нежным и трепетным влюбленным, а ей вовсе не нужны были вздохи и томные взгляды при луне, ей требовались сила и грубость. Но все это было так давно… Зачем ворошить прошлое?

— Ты переходишь все границы! — воскликнул возмущенный до глубины души Рафаэль.

— Да, кстати, ты можешь больше не тревожиться, — добавил Дамьен, — я оставлю Викторию в покое. Ее нога слишком уродлива. Последний раз я просто ради интереса попробовал заманить ее в постель. Не вышло? Что ж, ничего страшного. Я больше ее не хочу. Рафаэль вскочил и сжал кулаки:

— Ну все, брат, мое терпение лопнуло. Дамьен безразлично пожал плечами. Это движение, как и многие другие, было характерным для обоих братьев. В зависимости от настроения оно могло выражать недоумение, равнодушие или тревогу.

— Знаешь, наверное, я отдам тебе Рама.

— Что-что?!

— У тебя проблемы со слухом? Я сказал, что отдам тебе Рама.

— Но почему?

Дамьен улыбнулся, увидев недоверчивое выражение лица Рафаэля.

— Ну, скажем.., мне это тоже наскучило. Надоел этот.., как ты его называешь, грязный клуб. Если подумать.., там действительно одни подонки. Ты мне не веришь? Понимаю, наверное, ты прав. В данном случае легковерие недопустимо. Но я сделаю это, я так решил. В конце концов почему бы и нет? Будем считать, что я хочу доказать самому себе, что у меня еще остались совесть и честь. — Дамьен сделал паузу и ожесточенно потряс головой. — А возможно, это своего рода вознаграждение моему брату-торговцу.

— Это разные вещи.

— Разве? Впрочем, возможно, это правда для простого господина Карстерса, даже для капитана Карстерса, а для барона Драго? Я не имею права даже подумать об этом! Нет, брат, есть вещи, которые барон не может делать.

— Ты хотел сказать, не станет делать! Будь я бароном, я бы не сомневался.

— Ах, снова твое пресловутое благородство. Ты был благороден и великодушен еще в юношестве с малышкой Патрицией. Впрочем, это не важно. Ты явно пошел в отца. Птица того же полета. Но наш отец не был удачлив в бизнесе. Хоть не промотал мое наследство, и то слава Богу. Оставил мне вполне достаточно. Но кто знает, возможно, мой еще не родившийся наследник станет истинным горожанином если не по рождению, то хотя бы по образу мыслей, и пойдет по стопам дяди в торговле.

— Брось все это, Дамьен, немедленно. Вспомни, мы же братья, родные люди.

— Что очень прискорбно. Но поскольку твое лицо, черт бы тебя побрал, это и мое лицо, я не могу подвергнуть этот факт сомнению. И между прочим, — добавил Дамьен, направляясь к двери, — я высоко ценю то, что ты меня не убил. Братоубийство было бы не к лицу английскому национальному герою. Абсолютно. Ладно, очень скоро я расскажу тебе, как мы достанем Рама.

После ухода брата Рафаэль еще долго неподвижно сидел, устремив невидящий взгляд в стену.

Наступил канун дня Всех Святых. Луны не было видно, зато было множество фонарей из тыкв, включая две, вырезанные Дамарис с помощью Виктории и Элен.

— Мы поставим их в окно, чтобы приветствовать друзей и отпугивать злых духов, — тоном профессионального заговорщика сказала Элен, осторожно устанавливая зажженные свечи внутри каждой тыквы.

— Смотри, Тори, смотри.

— М-м-м? О да, они выглядят превосходно, Дэми. Элен взглянула на кузину и поморщилась: