Ани Сетон - Моя Теодосия

– Вставай! Пусть Элеонора поможет тебе. Ты сможешь прийти в себя и здесь, если постараешься.

Она спокойно посмотрела на него.

– Я должна ехать, Джозеф. Ничто, кроме смерти, не остановит меня, если он послал за мной.

Она говорила очень тихо, но все же он понял, что это окончательно. Не надо себя обманывать: ему не одолеть ее. Она сильнее. Он еще пытался убеждать ее:

– Это опасное путешествие. Сейчас война, и ты еще слишком слаба. – Но он сам потерял убежденность.

– Может быть, но я все же поеду. Я еще не подводила его. – Она вздохнула, отвернулась и добавила шепотом. – Я подводила тебя, Гампи или Мерни, но не его.

Это еще что – опять бред? Он не понимал ее. И кто такой Мерни? Но тут в дверь снова постучали, решительно и зло. Уважение к губернатору у капитана отступило перед яростью, что им командуют на его же корабле.

– Ладно! Я ухожу! – вскричал Джозеф. – Попутного ветра, Тео. Напиши по приезде.

Она кивнула. Не без усилия она коснулась рукой его щеки.

– Прощай, дорогой Джозеф. – Он поцеловал ее в лоб и вышел.

Почему он должен был думать, что они прощаются навсегда? Это уже столько раз бывало. И что бы он сам ни говорил, он не опасался за безопасность путешествия. Он выписал свободный пропуск для нее. А англичане не воюют с больными женщинами. Они ее пропустят. Недели через две она напишет ему. Он вернулся к своим обязанностям в Колумбии и погрузился в работу.

«Патриот» вышел из залива в открытое море при попутном ветре. Но второго января, когда они миновали Хаттерас, ветер переменился. Океан взволновался. Волны бросались на судно, как на добычу. Небо потемнело, пошел снег.

– Поганая началась погода, – сказал капитан и приказал убавить паруса.

Ветер все усиливался. Корабль боролся с огромными волнами. Капитан отстранил штурмана и сам взялся за румпель, с тревогой чувствуя, как трудно вести судно. Он проклинал груз риса. А теперь еще и людей мало, чтобы выбросить его за борт, да и попробуй сделать это в такой шторм.

А внизу, в холодной каюте, Теодосии грезился Ричмонд-Хилл. Скоро она будет там, и все станет хорошо. Это произойдет в июне, и опять будут цвести розы, желтые, как мексиканское золото. Аарон принесет их в ее комнату, пока она еще будет спать. И его корона – тоже золотая. Она подумала, что это случится в день ее рождения, и она наденет ожерелье. Она будет красивой, и отец скажет ей об этом. Может быть, он даже на радостях разрешит ей потанцевать с Мерни.

Она улыбалась во сне и не замечала страшной качки.

Мерни – такой высокий, но он будет танцевать с ней с той же грацией, с которой он ходит. Скоро она снова увидит свою реку, Гудзон. Вся ее жизнь связана с реками: Потомак, солнечные дни, влюбленность, поцелуй; Огайо-амбиции и кипучая деятельность; там она была «ее высочество». Вэккэмоу, она уродлива, как ее название, зловонная и зловещая. Но сейчас об этом можно не думать. Она возвращается на родную реку. Надо не забыть рассказать отцу, как хорошо Гампи справляется с уроками. Он так же знает латынь, как она. Отец будет в восторге от мальчика. Может быть, он вырастет таким же высоким, как Мерни.

Огромная волна подбросила «Патриот», и суденышко застонало, как роженица. На минуту Тео открыла глаза. За иллюминатором чернела ревущая вода. Маленькая масляная лампочка наверху раскачивалась в такт корабельной качке. Тео услышала чей-то испуганный голос. Элеонора стояла на коленях с распятием в руках, глядя на хозяйку.

– Святая Дева, помоги… – все повторяла она.

Что с ней такое? – подумала Тео. – Она какая-то неприятная, и место это нехорошее. Здесь так темно, холодно и шумно. Ее глаза снова закрылись, и она погрузилась в грезы о Ричмонд-Хилле.

Каким-то странным образом она видела его весь сразу, каждый листик на деревьях, каждую деталь обстановки в чистых красивых комнатах, Минерву в конюшне, довольно жующую овес вместе с другими лошадьми. Она чувствовала веселое состояние духа и приятное ожидание. В гостиной звучала музыка, доносился аромат роз. Ее охватило чувство блаженства. Она не видела тех, кого любила, но знала, что они где-то здесь.

– Миссис Элстон! – она очнулась от резкого голоса. Ее тряс за плечо Тимоти Грин. – Мы в страшной опасности!

Опасность! Что за бессмысленное слово, глупое, как этот звон. Но колокол звонил все сильнее. Она приподнялась на локте.

– Что это? – воскликнула она. – Но она не слышала ответного голоса, было слишком шумно. Откуда-то снизу доносился какой-то другой, зловещий звук, что-то стучало, причем, стучало уже давно.

– Что это? – вновь крикнула она.

Лицо Грина было белым, как его волосы.

– Одна из пушек оторвалась. Она бьет в борта. У нас сильная течь. Капитан не уверен, что мы справимся со штормом.

Впрочем, он и сам не понимал, зачем поднял ее и рассказал об этом. Они беспомощны, им может помочь только Провидение. Но она поднялась, и он поддерживал ее, другой рукой держась за перила койки. Элеонора просто лежала на поднимавшемся и опускавшемся полу и стонала.

Еще одна волна швырнула «Патриот», подняв его, после чего он словно сам устремился в океан. Тео упала на колени, инстинктивно ожидая, что судно само выправится. Но этого не произошло.

– Мы тонем, мэм! – закричал Грин. – Груз сместился.

Темная вода, просочившись из-под двери каюты, текла по полу.

Элеонора бросилась к Тео и обняла ее за шею.

– Мы умираем, мадам, умираем…

Тео обняла ее и прижала к себе. На мгновение Тео почувствовала смертельный страх, но он оставил ее, сменившись каким-то странным чувством. Смерть. Неужели я действительно утону? В море, куда впадают все реки, несущие жизнь?

Она крепче обняла Элеонору. Длинные волосы Тео закрывали лицо француженки. Волосы были наполовину мокрыми, потому что вода поднималась все выше.

Как говорил когда-то ее отец? Мужество – это религия, и надо быть мужественным перед лицом смерти. Она закрыла глаза.

«Патриот» накренился, постепенно погружаясь в воду.

Теодосия подняла голову, чуть улыбнувшись. Она видела сейчас Аарона, стоявшего на ступеньках Ричмонд-Хилла. Она протянула к нему руки: «Не будь несчастным. Я, наконец, дома. Я подожду тебя. Мерни и Гампи уже в доме. Я буду с ними».

Ей показалось, что золотистый свет озарил Аарона и Ричмонд-Хилл. А в каюте наступил мрак.

«Патриот» в последний раз дернулся, словно устав от беспощадной борьбы, и медленно стал погружаться в готовые принять его синие воды всемогущего океана.