Филиппа Грегори - Другая Болейн

Он сам идет ко мне, чтобы уберечь мое платье от грязи.

— Говорят, ваша сестра дала слово — королева больше не вернется ко двору. Она сказала — одна поездка верхом, и Екатерина упустит корону из-за дурацкой любви к дочери.

— Ничего не знаю, — упрямо заявляю я.

Он смеется, карие глаза вспыхивают.

— Сегодня вы очень несведущи. Разве вас не радует возвышение сестры?

— Не такой ценой, — отворачиваюсь и иду прочь.

Он догоняет меня, прежде чем я успеваю сделать пару шагов.

— Поговорим лучше о вас, леди Кэри. Я давно вас не видел. Вы хоть думали обо мне?

Я медлю с ответом.

— Разумеется, нет.

Он вдруг оказался очень близко.

— Я и не надеялся. Я могу шутить с вами, мадам, но хорошо знаю, насколько вы выше меня.

— Вот именно!

Куда девалась моя вежливость?

— Я помню, — заверяет он снова. — Но мне казалось, мы симпатизируем друг другу.

— Не могу я играть с вами в такие игры, — мягко возражаю я. — Разумеется, я не думала о вас. Я дочь графа Уилтшира, а вы всего лишь на службе у моего дяди.

— Слишком недавний титул, — спокойно говорит он.

Я нахмурилась, слегка сбитая с толку.

— Какая разница, дан титул сегодня или сотни лет назад? Я дочь графа, а вы кто?

— Но сами-то вы, Мария? Оставим титулы в покое. Вы, прелестная Мария Болейн, когда-нибудь думаете обо мне? Ищете со мной встречи?

— Никогда, — резко отвечаю я и ухожу, а он так и стоит в сводчатом проеме стены.

Лето 1531

Двор переехал в Виндзор. Принцесса Мария, все еще худая и бледная, вернулась в замок вместе с матерью. Конечно, король ласков со своим единственным законным ребенком, а по отношению к королеве то смягчается, то ожесточается вновь, смотря по тому, кто рядом — моя сестрица или его дочь.

Королева, уже давно толком не спавшая из-за бесконечных молитв и ухода за дочерью, слишком измученная, чтобы приветствовать короля улыбкой и реверансом, тем не менее остается неизменной звездой на дворцовом небосводе. Я вошла с букетиком ранних роз. Она мне улыбнулась.

— Надеюсь, принцессе Марии понравятся цветы. Их можно поставить у изголовья кровати.

Екатерина взяла букет, вдохнула запах роз.

— Сразу видно сельскую жительницу. Кто еще из придворных дам догадался бы нарвать цветов и принести в дом?

— Мои дети любят собирать цветы, — объяснила я. — Делают венки и ожерелья из ромашек. Целую Екатерину на ночь и нахожу лютики, выпавшие из волос, у нее на подушке.

— Король разрешил тебе уехать в Гевер, пока двор путешествует?

— Да! — Она правильно истолковала мое хорошее настроение. — Да, на все лето.

— Значит, мы обе сможем побыть с нашими детьми, и ты и я. Вернешься ко двору осенью?

— Обязательно вернусь, — пообещала я. — И если вы пожелаете, ваше величество, буду вновь к вашим услугам.

— И начнем снова. На Рождество я — признанная королева, а летом — покинутая.

Я кивнула.

— Она крепко держит его, верно?

Королева взглянула в окно, выходящее в сад и на реку. Вдали можно различить силуэты Анны с королем, они прогуливаются по берегу, скоро уже им отправляться в летнее путешествие.

— Да, — ответила коротко.

— В чем ее секрет, как ты думаешь?

— Они очень похожи. — В моем тоне явно слышится неприязнь к обоим. — Точно знают, чего хотят, ни перед чем не остановятся. У обоих — способность к полной сосредоточенности на том, что они сейчас делают. Вот почему король такой замечательный охотник. Преследуя оленя, думает только об олене. И то же самое Анна. Думает только о своих интересах. И их страсть такая же. Делает их, — я поискала нужное слово, — грандиозными.

— Я бы тоже могла…

Я искоса взглянула на нее. Хотелось обнять ее, но я не решилась, все же она королева.

— Кто лучше меня знает? Я видела, как вы бросили вызов королю, несмотря на его гнев, как вы противостояли двум кардиналам и Тайному совету. Но вы покорны Богу, любите дочь, вы не думаете совершенно прямо и откровенно: „А чего хочу я?“

Она покачала головой:

— Это грех себялюбия.

Я взглянула на две далекие фигурки на берегу реки, на двух самых больших эгоистов в мире и согласилась:

— Да.

Отправилась на конюшенный двор убедиться, погружены ли сундуки, готовы ли лошади для завтрашнего путешествия, и встретила Уильяма Стаффорда, проверяющего колеса повозки.

— Благодарю вас. — Я слегка удивилась, застав его здесь.

Он выпрямился, широко улыбнулся.

— Буду вас сопровождать. Разве дядя вам не говорил?

— Уверена, он называл кого-то другого.

Улыбка растянулась до ушей.

— Он не сможет ехать.

— Почему?

— Из-за похмелья.

— Но завтра он же сможет сесть в седло?

— Простите, плохо объяснил — похмелье будет завтра.

Я ждала следующей фразы.

— Сегодня вечером он смертельно напьется.

— Вы умеете предсказывать будущее?

— Могу предсказать, что сам буду разливать вино, — ответил он со смешком. — Почему бы мне не проводить вас, леди Кэри? По крайней мере, буду знать, что вы добрались благополучно.

— Хорошо. — Я слегка смутилась. — Только вот что…

Стаффорд очень спокоен, но казалось, он не просто слушает меня, а впитывает каждое слово.

— Что вы хотели сказать?

— Не хочу вас обидеть, но для меня вы — только человек на службе у дяди.

— Но что может помешать нам нравиться друг другу?

— Серьезнейшие неприятности с семьей.

— Бросьте, не думайте об этом. Разве не лучше иметь друга, настоящего друга, хоть и ниже по положению, чем быть совсем одной, на побегушках у сестры?

Отвернулась от него. Быть в услужении у Анны — одно упоминание об этом всегда раздражало меня.

— Могу я сопровождать вас завтра? — догадался сменить тему.

— Если хотите, — буркнула я. — Какая разница, вы или другой?

Он только рассмеялся, возражать не стал. Я пошла прочь, смутно надеясь — он побежит следом, станет уверять, он гораздо лучше других.

В своей комнате застала Анну перед зеркалом. Она примеряла шляпу для верховой езды и вся сияла от счастья.

— Мы едем! Пойдем, помашешь нам на прощание.

Я последовала за ней вниз по лестнице, стараясь не наступить на шлейф ее красного бархатного платья.

Мы вышли через широкие двойные двери, Генрих уже в седле, гнедая охотничья лошадь, переступая с ноги на ногу, ожидает Анну. С ужасом я поняла — сестра заставляет короля ждать, пока она поправляет шляпку!

Он улыбается. Анна может делать что угодно. Двое молодых людей выскакивают вперед, помогают ей сесть в седло.