Мэри Бэлоу - Настоящая любовь

— Выходи за меня, — попросил он! — Не потому, что ты должна, Марджед. Не потому, что родится малыш, которого мы оба создали. А потому, что ты любишь меня, дорогая. Потому, что я люблю тебя. Потому, что мы вместе познали рай. Потому, что впереди еще целая жизнь и никто из нас не захочет прожить ее без другого. Потому, что ты настолько неразумна, что примешь меня со всеми моими недостатками. Потому, что ты достаточно смела, чтобы стать моей графиней. Я люблю тебя, Марджед Эванс. Выходи за меня.

Глаза у нее стали круглыми как блюдца. Но, заговорив, она произнесла какую-то чепуху.

— Я должна заботиться о свекрови и бабушке, — прозвучало в ответ.

Герейнт поднялся с колена и взял ее вторую руку. Внезапно он перестал в ней сомневаться.

— Я чувствую себя в ответе за них, как и ты, — сказал он. — Нам придется выяснить, захотят ли они остаться на ферме, чтобы Уолдо Парри работал на них, или, быть может, они предпочтут перебраться в домик и жить на пенсию, а ферму я сдам в аренду семье Парри.

— Так это ты прислал Уолдо работать на меня, — догадалась она. — Сундуки Ребекке не что иное, как сундуки графа Уиверна.

Он промолчал.

— Ты был чудесен как Ребекка, — продолжала Марджед, — такой добрый и чуткий.

— Но я также Уиверн, — напомнил он.

— Ты помог Парри, — сказала она. — Ты разрушил запруду. — Она слегка улыбнулась. — Ты помог мне собирать камни.

— Выходи за меня, — повторил он.

Тогда она вздохнула и, наклонившись вперед, уткнулась лбом ему в грудь. Через несколько секунд она обвила руками его талию.

— Да, — наконец произнесла она, не поднимая головы, и снова вздохнула. — Герейнт, а я казалась себе распутной, потому что любила обоих и желала вас обоих.

Он обнял Марджед и прижался щекой к ее макушке.

— Ты выйдешь замуж за нас обоих и будешь любима вдвое сильнее.

— Герейнт, — она подняла голову и посмотрела ему в глаза, — а ты знаешь, что я сделала однажды в этом домике, чего устыдилась прямо тогда?

— Ты занималась любовью с Ребеккой, — ответил он.

— Вот этого как раз я никогда не стыдилась. Но я не могла представить лицо Ребекки, разве что дурацкую вязаную маску. Поэтому я наделила его твоим лицом. Я занималась любовью с Герейнтом Пендерином и сама удивлялась, как могла так поступить, когда так сильно люблю Ребекку.

Ах, Марджед. Как всегда, неисправимо честна, до последнего.

— Ты знала. Пусть неосознанно, но ты всегда знала. А что касается этого дома, то этот особняк… — Он улыбнулся.

— Он лучше, чем особняк. — Она ласково прижала ладонь к его щеке. — Здесь жила твоя мама, которая любила тебя и воспитала маленького мальчика, которого я обожала. Это твой дом, твое наследие, твои корни. И здесь мы любили друг друга, дорогой.

Он понял, что ее глаза наполнились слезами, только когда она смахнула одну слезинку пальцем.

— На моей кровати сегодня будет спать миссис Филлипс, — прошептала она. — Отведи меня в свой дом, Герейнт. Этот дом. Люби меня сегодня.

Он опустил голову и поцеловал ее.

— А завтра утром отправимся в Глиндери к твоему отцу, — сказал он немного погодя, — признаемся во всем и договоримся о свадьбе, любимая.

— Да. — Она улыбнулась ему. — Но это завтра, Герейнт. Не сегодня.

— Завтра, — согласился он. — Тогда пойдем домой, дорогая. Домой. Она обвила рукой его талию, опустила голову ему на плечо, и он повел ее. Этот дом никогда больше не будет служить ему жилищем, как в детстве. Но он навсегда останется его домом — местом, в котором он познал самую важную любовь в своей жизни. Сначала любовь матери, теперь — Марджед.

Она поцеловала его в щеку, вздохнула удовлетворенно — возможно, также с радостным предчувствием — и первой переступила порог.

Историческая справка (От автора)

В действительности мятежи Ребекки длились гораздо дольше, чем описано в этой книге, — с ноября 1842 года по октябрь 1843-го. Специальная комиссия, посланная расследовать причины беспорядков, опубликовала свой отчет в марте 1844-го. Почти все предложения комиссии в конце концов были приняты, и в августе 1844 года вышел закон, благодаря которому улучшилась система взимания дорожных пошлин с рядового валлийского фермера. Ребекка и ее «дочери» не зря рисковали!

Ради динамичности своего романа я изобразила, что все произошло в течение нескольких недель. Приношу извинения дотошным историкам.

Некоторые из мужчин, выступавшие в роли Ребекки, были беспощадными и жестокими людьми, они силой заставляли своих соседей участвовать в мятежах и терроризировали своих врагов. Другие прослыли обходительными и вежливыми, несмотря на то что их действия были направлены на разрушение. Именно этот последний образ Ребекки и попал в валлийскую легенду — а также на страницы моей книги.