Пташка - Ксения Скворцова

Сам Ивар ходил взад-вперёд по небольшому не заваленному вещами проходу. Заметив, что побратим, как всегда, безукоризненно одет, Бьярки испытал некоторое облегчение, но оно тут же сменилось беспокойством, стоило князю повернуть голову и встретиться с ним взглядом.

— И ты, Бьярки?! И ты? — с гневным упрёком воскликнул князь.

— Ивар, — спокойно попытался возразить боярин, выставляя руку вперёд, то ли в защите, то ли в просьбе выслушать, но князь словно не заметил.

— Судимир, которого я почитаю за отца, просит за неё! Который целый год пригревал гадюку на груди! А потом ты, приезжаешь впервые за несколько месяцев и первым делом бежишь к ней? — С каждым словом Ивар говорил всё громче. — Что ты собирался делать? Выкрасть её?

— Я не собирался красть её! — тоже раздражаясь, ответил Бьярки. — Это всего лишь беззащитная девушка! Ты держишь её, словно она — лютый зверь! Гнеда едва жива. Одумайся, Ивар! Посмотри на неё. Это заблудшее, потерявшееся дитя!

Ивар остановился и резко повернулся на пятках.

— Ах вот как! — Его глаза казались совсем зелёными от плещущейся в них злобы. — Дитя! — Он презрительно фыркнул. — Она добилась своего, ничего не скажешь. Сумела подкрасться. Да, куда уж ближе. Окрутила тебя так, что нынче голова у тебя не здесь, — он ткнул пальцем в свой висок, — а между ног! — Бьярки до скрипа стиснул зубы, но князь продолжал. — Потому что, будь иначе, ты бы пораскинул мозгами и сообразил, что к чему. Она ведь ко мне подбиралась! Смерть отца — только первая цель заговора. Она и её сообщники задумали убить и меня, а следом захватить власть!

— Опомнись, Ивар. Она ходила за тобой, пока ты лежал раненый!

— И тот, кто допустил это, должен быть наказан, — пресёк его князь.

— Да она свою жизнь за тебя отдаст! — выкрикнул Бьярки. — Или ты слепой?

— Это ты околдован ею и не видишь обмана. Околдован настолько, что готов изменить мне!

— Что? — Бьярки почувствовал, будто из него вышибли весь воздух.

— Стража! — крикнул Ивар, больше не глядя на побратима. — Уведите его.

***

Гнеда не понимала, сколько времени прошло, и ей начинало казаться, что появление Бьярки было лишь частью затянувшегося сна. Но она проводила огрубевшими, почти бесчувственными пальцами по шерстяному сукну, пахнущему сухими травами и надеждой, и сердце сразу успокаивалось, замедляя сбившийся было ход.

Когда дверь резко растворилась, впуская внутрь сноп холодного белого света и свист ветра, был лишь краткий миг, в продолжение которого девушка верила, что это он. Что он вернулся. Но шаги Стойгнева звучали совсем по-иному. Князь шёл решительно и быстро, не заботясь о том, чтобы не испугать её. В его движениях не было осторожного смятения Бьярки, только целеустремлённость и пренебрежение.

Гнеда, съёжившаяся на лавке, заставила себя сесть и плотнее закуталась в плащ, словно он мог защитить её от княжеского гнева. Из-за резкого подъёма перед глазами помутилось, и девушка сделала над собой усилие, чтобы не упасть.

— Встань, — бросил Стойгнев, с презрением глядя на Гнеду. — Встань, или ты не видишь, что перед тобой князь?

Девушка медленно начала искать опору, чтобы подчиниться ему, но князь принял её замешку за строптивость. Он отказывался замечать, что у Гнеды не оставалось воли на сопротивление.

— Поднять её, живо!

Двое стражников тут же принялись исполнять его повеление, грубо подхватив Гнеду под локти и ставя её на подгибающиеся ноги.

— Говори! — отрывисто велел Стойгнев.

Девушка растерянно возвела на него глаза. Её удерживали лишь недружелюбные руки гридней, без которых Гнеда бы давно распласталась на земле, возле его ног. Может, князь этого и хотел? Чтобы она ползала перед ним, целуя носки его сапог? Но разве Стойгнев не видел, что Гнеда уже сломлена?

— Назови остальных заговорщиков! — сквозь зубы приказал князь, и Гнеда ещё раз посмотрела на него.

Неужели эти руки, нынче добела сжатые в кулаки, когда-то нежно касались её? А глаза смотрели иначе, чем сейчас, с равнодушной жестокостью? Он ли шептал искренние слова утешения?

— Я была одна, господин, — проговорила девушка как можно громче, наперёд зная, что он не поверит.

Брови князя сердито изогнулись.

— Значит, ты решила упорствовать, — сказал Стойгнев, и Гнеда почувствовала в его голосе стальной отзвук принятого решения.

Девушка неуклюже попыталась сильнее запахнуть тёмно-серые складки, и тут взгляд князя упал на застёжку в виде медвежьей головы. Его глаза расширились, а ноздри гневно раздулись. Наверное, не будь на ней плаща Бьярки, всё могло ещё сложиться по-другому, но вид одежды побратима на её плечах был толчком в спину, и Стойгнев полетел вниз, в пучину обиды, ярости и горечи.

Он сделал шаг к Гнеде и одним коротким рывком сдёрнул с неё плащ. Девушка всхлипнула, задохнувшись от страха и унижения, и серебряная запона, вторя ей, тоскливо звякнула, ударяясь о лавку, прежде чем отлететь на заиндевелый пол. Холод и стыд, объявшие Гнеду, заставили её свести на груди руки, но князь лишь зло усмехнулся.

— Заковать, — велел он ледяным голосом, и кмети за его спиной переглянулись. Возникла тишина, в продолжении которой никто не двигался. — Не расслышали? — спросил князь, оборачиваясь и обводя стражей грозным взором, вмиг выведшим их из мимолётного непонимания.

Гнеда не успела опомниться, как её подхватили и потащили к той самой стене, из которой торчали заржавленные крюки. Видно, что воям нечасто приходилось проделывать подобную работу. Они действовали неумело и смущённо, не поднимая глаз ни на пленницу, ни друг на друга. Особенно долго им пришлось провозиться с наручами, которые оказались слишком широки для худых запястий Гнеды, так что в конце концов они сдавили оковы настолько туго, что на руках девушки проступили кровавые полосы.

Цепь растянули по стене, и Гнеда повисла на ней, обездвиженная и почти нагая. Закончив, гридни отступили, но никто из них не смотрел на девушку. Лишь Стойгнев с мрачным удовлетворением взирал на свою пленницу, будто не замечая, как дрожало её истощённое тело.

— У тебя вся ночь на воспоминания, — ядовито прошипел он, и Гнеда подняла на него лицо.

— Клянусь именем своего отца, Ингвара Бориветрича, что никогда не замышляла против тебя, Стойгнев, и что прибыла в Стародуб одна, — собрав все оставшиеся силы, проговорила девушка с неизвестно откуда взявшейся твёрдостью.

Кажется, этот её последний, прямой взгляд