Филиппа Карр - Чудо в аббатстве

— Бедная Елизавета! — возразила я. — Она так молода.

— Ей двадцать лет — достаточно много для того, чтобы вынашивать честолюбивые замыслы Королеве не следовало оставлять ее в живых.

Но королева пощадила ее, потому что сэр Томас Уайтат, которому в апреле того же года отрубили голову, заявил перед смертью, что принцесса Елизавета не замешана в заговоре против своей сестры.

Саймон Кейсман вернулся домой. Я размышляла, какую роль сыграл он в восстании. Ведь, будучи участником заговора, он смог исчезнуть раньше, чем о его участии стало известно властям. Я была убеждена в том, что Кейсман хотел бы увидеть конец правления королевы Марии, предотвратить возвращение власти Рима и увидеть на престоле правителя-протестантанта.

Было очевидно, что он выбрал Елизавету.

По мнению Бруно, Елизавета избрала религию, как и политику, из соображений выгоды. Королева была католичкой, ее предполагаемый брак с испанцем был непопулярным. Желая сыграть на этом, Елизавета стала поддерживать протестантов.

Люди все больше и больше прислушивались к ней. Некоторые из бывших сторонников Марии хотели бы теперь, чтобы во главе государства стояла Елизавета. Мысли и надежды многих были обращены к дочери Анны Болейн. К счастью, королева Мария не была мстительна. Говорили, что она помнит свою детскую дружбу с обаятельной младшей сестричкой.

Моя мать появилась в Аббатстве со своими обычными гостинцами. С ней пришли близнецы: они пользовались каждым случаем побывать у нас, поэтому вызвались нести корзинку.

Девочки прибежали посмотреть, что принесла бабушка, и послушать новости.

— Ну и чудеса творятся в Сити! — сказала, усаживаясь, матушка.

— Расскажи нам, бабушка, — потребовала Кэтрин.

— Дело в том, моя дорогая, что на Олдгейт-стрит появился дом с привидениями, хотя, возможно, там и нет привидений. Возможно, что там обитает ангел Божий. Кто знает?

— Ну, продолжай же, — нетерпеливо сказала Кэтрин. — Ох, бабушка, ты всегда сводишь меня с ума, заставляя ждать продолжения истории.

— Потерпи, — сказала я. — Всему свое время.

— Ax! — воскликнула Кэтрин. — Ну, бабушка, расскажи же сейчас.

— Это голос, который идет из кирпичной стены, — произнес Питер. — Я его слышал. А ты слышал, Пол? Пол кивнул, он во всем соглашался с братом.

— Что за голос? — спросила Кэтрин.

— Если бы ты позволила мне объяснить все сначала, — проворчала моя мать, — то сейчас уже знала бы все.

— Бабушка права, — добавила я.

— Ну, так расскажи же нам, — настаивала Кэтрин.

— Голос слышен из стены дома. Но когда народ кричит: «Боже, храни королеву!», — он безмолвствует.

— Что же это за голос, который не произносит ни слова? — сказала Кэтрин.

— Что за нетерпеливый ребенок! — нахмурилась матушка. — Не может дождаться когда ему все расскажут до конца. Когда толпа кричит: «Боже, спаси леди Елизавету!»— голос отвечает: «Так тому и быть».

— А чей это голос? — спросила Хани.

— Это тайна. В доме никого нет. Однако голос звучит.

— Там кто-то есть, — сказала я.

— Никого нет. Дом пуст. А когда люди спрашивают: «Что такое месса?»— голос отвечает: «Идолопоклонство».

Кэтрин вспыхнула, лицо ее залила краска.

— Там сидит кто-то злой и обманывает народ.

— Это голос, — ответила моя мать, — и никого там нет. Голос без тела. Разве это не чудо?

— Если бы голос говорил разумные вещи, то это было бы чудо, — возразила Кэтрин.

— Разумные? Кто может подвергать сомнению слова Святого Духа?

— Я, — ответила Кэтрин. — Это Дух Святой только для протестантов. Для людей истинной веры это… ересь.

— Замолчи, Кэт, — сказала я. — Ты неуважительно относишься к бабушке.

— Значит, говорить правду — неуважительно?

— Истина для одного может быть не правдой для другого.

— Как это может быть? Правда всегда должна быть правдой.

Я устало произнесла:

— Я не потерплю ссор по вопросам веры в своем доме. Разве нам мало того, что происходит в стране?

— Ты должна научиться сдерживать язык и выражать должное почтение, когда следует.

— Почтение! — возмутилась Кэтрин. — Мой отец сказал бы…

— Хватит! — приказала я.

Кэтрин пулей вылетела из комнаты.

— Хорошенькое дело! — выбегая, воскликнула она. — Надо притворяться, что соглашаешься с дикой ложью, просто для того, чтобы кому-то угодить.

— Клянусь Богом, — сказала моя мать, — она фанатичная маленькая папистка.

Я заметила, что Хани улыбается; ее всегда веселило, когда между мной и Кэтрин возникали разногласия.

«Трудно ожидать гармонии в стране, когда мы не можем сохранить мир даже в своей семье», — подумала я.

Кэтрин торжествовала, когда в результате проведенного расследования в доме обнаружили молодую женщину по имени Элизабет Крофт. Она пряталась в полой стене, чтобы отвечать на вопросы, которые ей задавали, и таким образом подстрекать людей выступить против королевы Марии и против ее брака с испанцем.

— Вот так чудо! — воскликнула Кэтрин и поспешила к моей матери в Кейсман-корт.

— Бабушка была так смущена, что я не могла не рассмеяться, — сообщила мне Кэтрин, когда вернулась.

— В тебе должно быть больше сострадания, — сказала я ей.

— Сострадания к этой фанатичке!

— Взгляни на себя, моя дорогая, разве ты не такая же?

— Но я принадлежу к истинной религии.

— Ты фанатичка, Кэтрин. Как бы мне хотелось, чтобы вопросы веры занимали тебя поменьше.

— Я обсужу это с отцом… сейчас же. — Глаза ее сияли. — Как чудесно иметь такого отца! Все эти годы я ошибалась.

— Он не обращал на тебя внимания.

— Конечно, не обращал, я была молодая и глупая. Теперь все иначе.

— Прошу тебя, будь поосторожнее.

Кэтрин бросилась ко мне и порывисто обняла.

— Моя дражайшая мамочка, пойми, я выросла… почти.

— Но не совсем.

Питер пришел к нам и рассказал, что за обман Элизабет Крофт выставили к позорному столбу.

— Бедная девушка, надеюсь, она не лишится головы, — сказала я, но подумала: «Ведь в этой стране это обычная плата». Я поняла: из-за того, что на троне ярая католичка, религиозный конфликт в стране не гаснет, а разгорается, и дала себе слово, что если трудно что-то изменить в стране, то уж дома следует избегать ссор.

В июле 1554 года Филипп Испанский высадился в Англии, и королева Мария выехала в Винчестер, где они и обвенчались.

Мы присутствовали при их въезде в столицу. Верхом на лошадях королевская чета пересекла Лондонский мост. Меня поразило увядшее лицо королевы и то подчеркнутое обожание, с которым она относилась к своему бледнолицему и тонкогубому жениху. Она была старше его на десять лет, и я жалела ее.