Кэндис Кэмп - Узы любви

— И ты думаешь, что я стану обращать внимание на мнение света? Не твоя вина в том, что проделал с тобой этот подлец, Кетрин! Я хочу заботиться о тебе и заставить тебя позабыть о случившемся.

— Но что скажут люди?

— К дьяволу, что они скажут! Нет никакой необходимости нам жить в Бостоне. Свет клином не сошелся на этом городе. Мы могли бы жить в Нью-Йорке или в любом другом месте, где плавают корабли. Мы можем начать совершенно новую жизнь, и никто не будет ничего знать о прошлом.

— Но мы с тобой оба будем знать! Я бы чувствовала себя виноватой перед тобой всю оставшуюся жизнь. И дело не только в том, что моя репутация запятнана. У тебя была бы ужасная жена. Я не смогла бы ничего тебе дать. Я лишена теперь всяких чувств. Я ничего не испытываю. Во мне теперь лишь одна пустота. Я не думаю, что когда-либо снова буду способна испытывать к кому-нибудь какие-то чувства. Было бы нечестно обрекать тебя на жизнь с такой женою. Ты переживешь эту боль, найдешь себе другую девушку, которая полюбит тебя и будет тебе достойной женою.

— Кетрин, мне не нужна другая девушка!

— Уильям, пожалуйста! — она отвернулась от Перкинса в крайнем волнении, она не могла заставить себя при знаться ему, что никогда по-настоящему его не любима, что она теперь это знает наверняка, потому что испытала любовь к другому, и хотя он уже мертв, она пронизана воспоминаниями.

Боль и тревога в его глазах были ей невыносимы.

— Ты хочешь сказать… что физическая сторона брака внушает тебе отвращение, и ты не могла бы…

— Да, Уильям, я не могла бы спать с тобой или с кем либо еще.

За исключением одного мужчины, который теперь мертв.

— Кетрин, я был бы терпелив, и со временем твое отношение изменилось бы, я уверен, — его взгляд уперся в пол, он был не в состоянии посмотреть ей в глаза.

Кетрин почувствовала приступ отчаяния. Зачем ему смущать его и ходить вокруг да около?

— Нет, Уильям, — твердо произнесла она, — из этого ничего не выйдет.

Стянув кольцо со своего пальца, Кетрин протянули его Перкинсу. Он смотрел на кольцо несколько секунд, затем все-таки его взял. С напряженным выражением лица он встал и откланялся. Кетрин заглушила слабый стон. Почему, ну почему все должно было случиться так несправедливо?

В мрачном настроении Кетрин брела по нескончаемой дороге времени, ведущей в никуда, окутанная своим горем, едва замечая окружавший ее мир. Лето близилось к концу. Она знала, что далеко на юге Конфедерация гибнет под ударами войск Гранта и Шермана, армия Ли едва держалась. Почему они продолжают упрямо сопротивляться перед лицом неминуемого поражения? Почему бы им не сдаться и не покончить с войной? Она улыбнулась. До нее дошло, почему. По той же причине, по какой она цеплялась за жизнь, даже тогда, когда все надежды и радости ушли безвозвратно — упрямство, гордость, отчаяние… одному Богу было известно, что это такое.

Ночами, лежа одна в своей постели, она вспоминала, как Мэттью любил ее своим телом, она вспоминала нежные прикосновения его сильных рук, его глубокие поцелуи и доводящие до исступления ласки, и ей было очень больно от пустоты и неудовлетворенного желания. Ей никогда раньше и в голову не могло прийти, что она будет скучать по нему своим телом, что всю ее будет сжигать огонь тоски, а ее плоть будет трепетать при одной только мысли о его прикосновении, что ей будет казаться, что она вот-вот умрет от сильного желания слиться с его телом. Почему, ну почему она так упрямо отказалась от его предложения? Почему она сдержалась, хотя ее тело желало ответить на его любовь? Она горько раскаивалась; жизнь, которая разворачивалась перед ней, состояла лишь из пустоты и суеты. Если бы только она тогда ухватилась за ту счастливую возможность, сколь бы кратковременно ни было б ее счастье!

Слишком поздно она осознала, что он не был эгоистичным чудовищем, каким она его себе представляла. Он пытался доставить ей наслаждение, заботился, думал о ее удовольствии. Она знала теперь наверняка, благодаря усилиям Перл, что ему вовсе не нужно было возбуждать ее, он и так мог получить свое.

Из борделя Перл она вынесла знание, какими бывают настоящие жестокость и унижение. То, что с ней делал он, было нечто другое. Много раз он предлагал ей быть не пассивным объектом его вожделения, а любящим партнером. Он хотел поднять ее на вершины страсти, быть ее другом, делать ей подарки. А она холодно и упрямо отказывалась.

Это она настояла, чтобы они оставались на прежних глупых ролях завоевателя и его жертвы. Если бы она не была так тупоголова, то упивалась бы тем чувственным наслаждением, которое он ей дарил — чувственным наслаждением, которое они могли бы разделить. Она могла бы ему сказать о том, чего ей хотелось, и что бы она ни пожелала, он бы с радостью исполнял. Он получал удовольствие от ее остроумия, смеялся над ее верными и точными шутливыми замечаниями, она развлекала его, приводила в восторг своей находчивостью. Попроси она, он, без сомнений, научил бы ее основам мореплавания… Всему, чему бы она ни пожелала у него учиться.

Но слишком поздно она осознала свою вину. Она любила Мэттью, но уничтожила свое счастье и блаженство своими собственными руками. Теперь он был мертв, а ее жизнь была пустой. В ее сердце горела неутихающая боль: все могло быть иначе.

Однажды вечером, когда на душе у нее было особенно мрачно, отец пригласил ее в свой кабинет. Его глаза светились.

— Кетрин, как тебе понравилось бы съездить в Нью-Йорк навестить кузину?

— Кого? — в изумлении спросила Кетрин.

— Анжелу Ван дер Брайз. Помнишь, ты ездила на ее свадьбу семь или восемь лет тому назад?

— О да, я помню, хорошенькая блондинка, не так ли?

— Да, верно! Пришло письмо, в котором она приглашает тебя провести в ее доме несколько месяцев.

— Но она нам дальняя родственница, отец. Наши прапрадеды были кузенами или даже троюродными братьями, — она с подозрением взглянула на отца. — С чего это вдруг ей захотелось, чтобы я пожила у нее?

Джошуа пожал плечами:

— Я не знаю!

Он не стал пояснять, что это приглашение — следствие недавно отправленной им телеграммы, в которой он намекал, что был бы благодарен за приглашение для Кетрин.

— Возможно, ей одиноко, ведь ее муж на войне. В любом случае, всегда приятно сменить обстановку на некоторое время. Поездка развлечет тебя. Ты и там могла бы бегать по магазинам.

Кетрин не сомневалась, что отец — причина этого внезапного приглашения. Но какое это для нее имело значение? Ничего в этом мире теперь не имело для нее значения. Отец хотел, чтобы она поехала в Нью-Йорк развлечься. Но куда бы она ни поехала, везде ее жизнь будет уныла и скучна. Ничто не сгладит боль и острое раскаяние, постоянно мучавшие ее. Но если уж отец хочет, чтобы она съездила в Нью-Йорк, почему бы и не поехать? По крайней мере, там ей не будут докучать тетушки.